На тягу поехали втроем, я, Сергей Мелихов и его тесть Алексей Витальевич. Тесть у Сергея в прошедшем — охотинспектор. Его участок был от поселка Озерецкий до деревни Дубровка, что в Орехово-Зуевском районе Подмосковья; неподалеку от данной нам дороги и обязана была проходить охота.
Фото Сергея Мелихова.
Пока тряслись в машине, Сергей говорил достойные внимания случаи, произошедшие на охоте, где и кого из дичи он встречал, кого добыл.
Он превосходный рассказчик.
Вроде оно и понятно, охота и охотничьи истории — это постоянно неотделимо одно от другого.
Вот лишь как преподносить свои истории…
Некие говорят так: «был в лесу, добыл рябчика», вроде как на охоту едем, потому вот для вас история про охоту. Но это не про Сергея, основная изюминка которого — это страсть. Как пылают глаза у этого человека, когда он ведает про лосиху с теленком, которые вышли напротив него.
Про утку в Белоруссии, которая, спасаясь от пятерых селезней, залетела в бор и села на ветку сосны. А вот к тому же пробежавшая в 5 метрах косуля. Смотрю на него и думаю, а ведь он и на данный момент там стоит и глядит вослед той косуле, и я стою рядом с ним.
Дорога заняла около получаса. Выйдя из машинки и оглядев округи, сходу условились, кто и куда идет. Алексей Витальевич далековато не начал двигаться, обнаружив маленькую полянку поблизости юного березняка, он устроился там.
Мы решили сходить на «священное» пространство Сергея. Идти предстояло километра два, обычным шагом это минут пятнадцать ходьбы.
Шли мы около часа. Временами останавливались, слушали птиц, смотрели в небо. Прощупывали весну. Сергей демонстрировал мне то самое пространство, где стояла лосиха с теленком, ток, где ранее бурчали тетерева, вспоминал, как в детстве недалеко ловил щук. Посмотрев на часы, Сергей с ухмылкой произнес:
— Уже скоро начнется, нам необходимо вон к тому березняку.
Свернув с натоптанной дороги, мы пошли полем к лесу. Вот и выкарабкались на пространство.
Дорогой охотник, наверное много прочитано тобой рассказов о вешней тяге, о этом совсем магическом времени, о том, когда ты один, и в том сумеречном лесу слышна лишь тишь и нежданный «цвик»!
А сейчас я и сам стою в таком вот рассказе, с одной только различием — он был написан не для того, чтоб я его прочитал, а для того, чтоб я стал его героем. Небо сделалось цвета раскаленного сплава, недалеко слышится «блеяние» бекаса, пролетают парами утки, кое-где высоко слышны клики гусей и практически под ухом распеваются дрозды.
Все шевелится, кипит, бурлит. Пора любви. Пора надежд. Счастливое время для охотника. Мы застыли. Ждем вальдшнепа? Либо околдованы сиим чудом природы, вешним великолепием, праздничком жизни?
Сергей первым нарушил тишину. Перевернув ружье, он показал мне железную врезку в виде головы спаниеля.
— Это мой Данечка. Мой брат возлюбленный. 10 лет с ним проохотился. Погиб у меня на руках.
На данный момент расскажу, но ты, наверняка, не поверишь. Почти все не веруют. За денек до открытия пошли мы на подслух, это пятница была. Именно тогда он клещей и нацеплял. В субботу отохотились, тяга была так для себя, 2-ух вальдшнепов всего добыли. И в воскресенье я почуял неладное.
Собака заразилась пироплазмозом от клещей. Их я всех удалил, но спасти друга так и не успел. В пн Дани не сделалось. До этого времени в очах этот взор… Папочка, пока.
У Сергея, ну и у меня тоже навернулись слезы. Та мужская жадная слеза. Любопытно, почему «жадная»? Поэтому что много слез у нас не бывает либо поэтому что малая она? Такие слезы — это высшая концентрация действия, которое меняет миропорядок.
Утрата собаки одно из таковых вот событий. Это друг, это напарник, это если уж не кормилец, то настоящий добытчик вровень с тобой, бок о бок.
— Понимаешь, он постоянно со мной был. Пап, на для тебя вальдшнепа. Пап, а вот селезень. Пап, коростель. А здесь — папуль, пока… Эх… Данечка мой… Леш, молвят, собака дается охотнику один раз в жизни. Или в начале пути, или в конце.
Будут в кое-чем лучше, в кое-чем ужаснее, но таковой не будет. Такового, как Даня, больше не будет. Никогда. Я, когда сообразил, что погибает, сходу тестю начал звонить, но не успели. Три денька, и нет моего друга. Вот так у меня на коленях. Прямо на охоте…
Я на данный момент осознавал, как тяжело ему переживать все это поновой. Жалко, что не могу утешить, посодействовать. Привести буквально такового же Даню. Остается лишь положить по-дружески руку на плечо, слегка похлопав…
Мы снова замолчали. Сергей, возможно, вспоминал охоты с Даней, а я переваривал услышанное. Тяги не было, похолодало. Ну и бог с ним, еще не одну тягу отстоим.
Сергей глядел на лес, позже оборотился ко мне:
— Я для тебя еще не все сказал. Похоронили мы его с тестем под кустиком. Там же, где я охотился. Прошли день, и я опять приехал туда на тягу. Настроение, сам понимаешь… Стою у его могилки, у самого слезы. Данечка, не пойду сейчас никуда от тебя. Тут буду. Уж вот и тяга началась. Летит, «хоркает».
Выстрелил, убил. А пасмурно было над лесом, еще видно, а ниже уже с трудом. Включил фонарь, начал двигаться находить. Кручусь на одном месте, ну буквально же лицезрел, что сюда свалился, а отыскать не могу. Подранок, может… Нагибаюсь снова кустики оглядеть и краем глаза замечаю движение. Опять в очах Сергея показалась слеза.
— Даня бежит. Мой Даня. Которого день уже нет в {живых}. Я вижу, как он его отыскивает, как ткнулся носом, обернулся ко мне. Пап, вот вальдшнеп, пап тут. И все, собака просто пропала. Я бегом туда, и вправду, лежит мой сбитый вальдшнеп. Ты представляешь?!
Нет, я для себя этого не представлял, мне не доводилось переживать подобного. Тяга так и не началась, но я, честно говоря, и запамятовал про нее. В голове был лишь Даня. Сергей направил ружье ввысь и отдуплетил в воздух:
— Данечка, спи расслабленно, друг.
