Как натаскать легаша, когда нет пригодных критерий? А для натаски необходимо, во-1-х, присутствие дичи, которая дозволяет повторную работу по перемещенной птице, при этом лучше с многократным повторением. А во-2-х, наличие угодий, где вероятны такие повторные работы, то есть где натасчик лицезреет и может надзирать работающую собаку и где собака способна свободно улавливать потоки воздуха с разносимыми запахами. То есть это должны быть проходимые участки луговых либо полевых угодий с не очень высочайшим и плотным растительным покровом.
Фото создателя
Традиционными объектами для натаски числятся дупель и перепел.
В начале лета, когда у птиц происходят супружеские игры, отыскать их в поле не составляет особенного труда: птица собирается на токах.
Туда охотник и приводит собственного юного любимца, где, столкнувшись с запахом птицы, а потом, увидев ее волнующий взлет, начинающий легаш должен навечно связать запах птицы с ее видом.
Это, наверняка, самый принципиальный момент во всем обучении легавой собаки. Она от рождения интересуется всякими летающими тварями — бабочками, воробьями, голубями, — но щенок их лишь лицезреет.
Основной персонаж данного рассказа — Рюрик, годовалый пойнтер, внук моего Агашки и отпрыск Ханта — весьма весело делал стойки в городской квартире по присевшей на занавеску мухе.
Один мой знакомый легашатник сетовал на аналогичное поведение собственного щенка и просил совета, как его отучить от охоты на бабочек.
— Никак. Не необходимо травмировать психику (психика – системное свойство высокоорганизованной материи, заключающееся в активном отражении субъектом объективного мира и саморегуляции на этой основе своего поведения и деятельности) собачке. Страсть ко всему, что летает, — часть охотничьего инстинкта, и разламывать его не следует. Не стоит ревновать к бабочкам, сухим листьям и мухам.
Ведь по ним щенок стойки делает по-зрячему, а на истинной работе основным для него будет выудить струю аромата, принесенную потоком воздуха, и лишь тогда встать в стойку.
Как охотничья собака познакомится с запахом истинной дичи, мух, жуков и нагло сидячих на заборе воробьев и ворон серьезно она принимать уже не будет.
1-ая встреча с истинной дичью — это ответственный момент, начало всех начал для юный собаки. Нужно, чтоб она, во-1-х, направила внимание на новейший для нее запах и, во вторых, твердо связала его с следующим волнующим взлетом птицы.
Лучше соблюсти и некие остальные условия, чтоб сходу навести работу собаки в необходимое русло: нужно не отдать ей погнаться за улетающей птицей, сдерживая ее порыв кордой.
Корда — это весьма длиннющий поводок, около 10 метров, который просто волокется по земле за собакой и который, когда она причует птицу, нужно взять в руку либо просто наступить на него ногой, не пустив собаку преследовать улетающую дичь.
Ругать и тем наиболее наказывать собаку за попытку погнаться за дичью не следует — такое рвение с ее стороны естественно.
Довольно не допускать таковых погонок, прерывая их подачей команды — «стоять!» (либо — «даун!», если вы англоман) и скачком за корду. Несколько попыток погнать птицу, закончившихся резким одергиванием за ошейник, стремительно дадут собаке осознать, что если охотник орет: «Стоять!», то лучше тормознуть.
А если при всем этом ученик к тому же причует рядом с собой присутствие остальных птиц из такого же выводка, то усвоит, что его основное собачье дело в данной нам ситуации узнать, не спрятался ли еще кто-либо в данной нам травке, а взлетевшей птицей пусть занимается владелец с его ружьем. Вот, фактически, и вся традиционная натаска.
Далее начинается оттачивание деталей и освоение тонкостей работы с потоками воздуха. А для этого необходимо наводить ученика на перемещенную птицу. Потому и нужна дичь, которая не улетает далековато и не кидается бежать сходу опосля того, как села на землю.
Собака может столкнуться с тетеревом, но тот сходу улетит далековато, и перемещенную дичь для вас, быстрее всего, найти не получится. Не говоря уже о том, что поднятый тетерев может сесть позже не на землю, а на дерево.
Безупречный объект — это перепел либо дупель: даже взрослая птица далековато не улетает, а садится назад на землю в 50–70 метрах, а другой раз и поближе и далековато от места приземления не удирает.
Нужно засечь неплохой ориентир, где села птица, и, взяв корду в руку, чтоб любимец не наделал глупостей, подойти против ветра к увиденному месту так, чтоб собака вновь нашла запах дичи, повела, встала в стойку и потом по команде ринулась вперед и подняла птицу.
Не запамятывая о необходимости пресечь пробы ученика ринуться за улетающей птицей, охотник снова пристально выслеживает ее полет и засекает пространство высадки. Несколько таковых повторов довольно, чтоб вчера еще несмышленый щенок перевоплотился в работающую собаку. А три-четыре таковых урока — гарантия того, что собака получит диплом.
У меня как-то не сложилось с дупелем. Вблизи от моего пригородного дома, где я натаскиваю собак, а потом и охочусь, дупелиных мест нет. Одни суходольные луга, поля кормовых травок и равномерно зарастающие юным лесом заброшенные сельскохозяйственные угодья.
Никаких заливных лугов. Но в предшествующую пару десятилетий тут в обилии находился перепел. И всех собственных легавых за крайние 20 лет я так и натаскивал, как обрисовал выше.
В 2011 году я забрал собственного алиментного щенка, собираясь его реализовать без помощи других, потому что владелец суки не внушал доверия, и я не мог надежды, что он продаст щенка дельному охотнику, а не даст другу, который превратит его в дворовую собаку. Но щенок захворал вирусным энтеритом, и я его чуть выходил.
Превратившись в скелет, облаченный в очевидно великоватую для него красно-пегую шкурку, он утерял товарный вид — приобрести доходягу никто бы не возжелал. Ну и я сам, пока его месяц выхаживал, успел душой прикипеть к малышу — расставаться с ним уже не хотелось.
Когда ему исполнилось четыре месяца, мы с супругой решили, что сейчас в нашей семье будет две собаки. Хант получил свое имя заместо временного — Малыш, и объявлений о продаже щенка я больше не давал.
А в летнюю пору, когда ему исполнилось семь месяцев, он в паре с отцом Агашкой начал проходить свою школу по способе, которую я обрисовал выше: Агашка находил перепела, я подводил на корде Ханта, Агашка поднимал дичь на очах у отпрыска.
Весьма скоро тот начал ассистировать отцу, и опосля подъема птицы я стал брать на поводок Агашку, а на перемещенную птицу наводил щенка. На последующем уроке я уже стал брать их в поле по отдельности: поначалу выходил с Агатом, он отрабатывал пару птиц, и я его уводил домой и ворачивался к уже «привязанным» перепелам с его отпрыском.
К концу лета Хант уверенно получил пару дипломов, обогнав по очкам папу.
Агашка, правда, владел наиболее далеким чутьем, которое вместе с весьма пикантной подводкой дозволяло ему виртуозно приводить меня в самую середину куропачьего либо тетеревиного выводка.
Но эта деликатность, настолько удачная при охоте на этих птиц, преобразовывалась в недочет на испытаниях по перепелу, делая его туговатым на подводку, и не позволяла ему рассчитывать на высочайшие дипломы.
А Хант собственной осмысленной, точной и уверенной работой заслужил в моих очах особенное почтение: это самая «верная» из всех бывших когда-либо у меня собак.
