Утро перетекало в осенний солнечный день. Ветер с каждым дыханием набирал силы, проникая
во все уголки леса. Березовые листочки звонко шелестели, будто бы в итоге спешили наговориться, а может, и проститься, до этого чем закружиться в собственном крайнем танце.
Фото создателя.
Лекса продолжала собственный поиск, не сбавляя скорости и азарта.
С необыкновенной легкостью перепрыгивая ямы, рытвины и муравейники, умело маневрируя посреди нагромождения ветвей.
Кофейные уши забавно порхали, будто бы крылья бабочки-шоколадницы, иногда они обворачивались, и чудилось, что ей повязали платочек.
Мне бы ее прыть и ловкость, а здесь лишь успевай отодвигать руками всесущие хлесткие плети берез и пропитанные смолой сосновые колющиеся иголки.
С возрастом она набралась мастерства, так что во время поиска ее изредка приходится поправлять, она сама сбегает и проверит все многообещающие места.
Вот и на данный момент она без команды, без помощи других направилась к островку из юный березовой поросли на границе с пойменным лугом. Не добегая до березового островка, резко закладывает на лево и замедляет ход.
Перед ней два кустика шиповника, сверху до низу усыпанные кроваво-красными плодами. Последние бурые ветки от тяжести прогнулись до земли.
В середине всякого кустика укоренились мощные ветки с вишневым отливом, плавненько переходящие в желтовато-зеленые, вся поверхность которых густо покрыта наточенными колючками.
— Неуж-то лесной отшельник спрятался в кустиках шиповника?
Лекса, приподняв рожу, пристально исследовала 1-ый кустик и медлительно потянулась ко второму. Протянув до второго кустика, опускает рожу низковато к земле и останавливается, при всем этом куцый хвост продолжал вилять — нет, это не стойка, но тут очевидно кто-то был.
Через пару секунд легавая выправляется и обходит кустик с иной стороны.
— Не копай! — командую легавой.
Она подняла голову и, посмотрев на меня и скорчив рожу, указывает мне собственный язык. При всем этом в очах читается — не мешай!
Подхожу к месту, где она останавливалась, и на подложке из листьев шиповника вижу следы жизнедеятельности вальдшнепа.
— Знать, братец, ты здесь питался и, может быть, отсиживался.
Лекса обрезает птицу полукругом, метров 30 зигзагом пробегает по травке и останавливается. Ноздри скупо хватают струйки воздуха, взор ориентирован в густые переплетенные кустики ежевичной поляны.
Аккуратненько, будто бы пушистое облачко, практически не касаясь еще зеленоватых листочков ягодника, она поплыла по ежевике. В центре поляны присела на фронтальные лапы, спина прогнулась полумесяцем, хвост застыл свечой. Стоит!
Под шелест листвы и шорох листопада тихо подхожу к собаке. Негромко даю команду:
— Вперед!
Хвост воспринимает вертикальное положение, задние ноги опускаются в полуприсед, и в таком положении, с маленькими остановками, она продвигается вперед.
Фр-р-р — вальдшнеп взлетает вертикально.
Торопливый неприцельный выстрел гремит хлестко, но — мимо. Заряд дроби только обдал вальдшнепа жарким воздухом.
Сам для себя шепчу — не спиши, не торопись…
Полет кулика выпрямляется, но канителить недозволено, дальше будут мешать березы. Темные стволы опереждают птицу, выношу мушку вперед и нажимаю на спусковой крючок.
Бах! Выстрел кубарем покатился по лесу.
Вальдшнеп ишак и, расправив крылья, пропал за белыми стволами березок.
— Лекса, находить!
Не успев до конца скомандовать, вижу, как молнией засверкали лапы собаки в направлении упавшего лесного кулика.
Пара минут, и возникла удовлетворенная собачья рожа, держа в пасти добытого общими усилиями вальдшнепа.
— Волшебство ты в перьях! Ты бы себя лицезрела…
На темно-коричневой мочке носа к шерсти на роже и около глаз прилипли вальдшнепиные перья.
— Для тебя еще по бокам перьев не хватало, глядишь, и полетела бы. Ох и дивная ты.
В ответ на мои слова она только виляла своим куцым хвостом и топталась в нетерпении на месте.
— Молодец, моя красотка! — мягко, с почтением обращаюсь к собственной ассистентке.
Забираю из пасти добытого кулика и лишь намеревалось в символ благодарности погладить, как эта непоседа рванула вперед к березовому островку. Вот же страсть и азарт!
Опосля того как она проверила островок, жестом руки показываю ей, что меняем направление движения в оборотную сторону и пойдем поближе к коренному лесу.
Усилившийся ветер у нас сзаду, ходить на параллелях она уже будет подальше. Следить за ее работой станет чуток труднее, ну ничего, нам не привыкать.
Тут, по последней мере, березки и сосны реже и выше, совершенно нет мелятника. В то же время отсутствуют огромные открытые поляны, а те, что есть, благодаря дождливому лету покрыты высочайшей травкой.
Легавая то возникает, то исчезает за стволами сосен и берез.
Невзирая на светлую расцветку шерсти, ее весьма отлично видно как в березняке, так и в сосновом лесу.
Мой взор опускается вниз, я пробегаю очами по лесной подстилке и замечаю юный подберезовик. Стройная светло-коричневая шляпка и мясистая, толстенная ножка не могли не пробудить во мне инстинкт грибника.
Присаживаюсь, чтоб срезать гриб, и краем глаза замечаю еще три стоящих в стороне подберезовика. Такую красоту пропустить недозволено, как говорится —«Назвался груздем, полезай в корзину». В данном случае — подберезовиком.
На маленьком участке, 5 на 5 метров, не прилагая огромных усилий, нахожу десяток молодых грибов, и они отправляются в ранец.
К отбивным вальдшнепиным грудкам вот и грибной супчик приплюсовывается.
Фото создателя.
Увлеченный сбором грибов, теряю из виду и со слуха легавую. Иду и пристально вглядываюсь в место меж стволами деревьев.
— Где же ты? Если отыскала птицу, то отыскать тебя будет тяжело.
Подсохшая травка приятно шуршит и волнами играет под порывами ветра. Где-то еще остались желтоватые цветы поздно взошедшего донника. А вот зверобой высох и с хрустом ломается под моими шагами. Ага, вот в глубине сосняка что-то белеет.
Лекса в традиционной позе стояла посреди 3-х юных сосен, которые окружают наиболее взрослые деревья. Пространство для стрельбы не самое комфортное, и у вальдшнепа шансов уйти от выстрела больше, чем у меня добыть его.
Хорошо, захожу, как обычно, чтоб легавая была передо мной, а там как получится.
Не спеша перед собакой делаю полукруг, пытаясь обыденно вытоптать, вальдшнеп не поднимается. Отдаю команду — «вперед!».
Горюет, не сходит со стойки.
— Вперед, вперед!
Лекса поворачивает голову на лево и глядит под сосну. Уже грубым голосом приказываю:
— Вперед!
Легавая крадучись обходит сосну и сует рожу в глубь ветвей, свисающих до самой земли, и здесь же замирает в стойке.
— Ну где же ты? — при всем этом я ударяю ногой по нижней ветке.
Вальдшнеп, путаясь в ветках и уворачиваясь от колющихся иголок, пробует вылететь из-под ствола сосны.
Ясно слышу клацанье челюстей собаки и периферическим зрением вижу, как зубы смыкаются в нескольких сантиметрах от хвоста кулика.
Он выныривает на расстоянии вытянутой руки, за ним ошпаренная азартом собака.
— Стоять!
В самый крайний момент, до этого чем вальдшнеп нырнул за близ стоящую сосну, успеваю выстрелить. Лекса пулей проносится к месту падения кулика.
Вослед кричу:
— Тубо!
В порыве страсти кулику, естественно, досталось от собачьих зубов, но грудка очень не пострадала.
— Все, норма выполнена, пора домой.
Осенний денек пылал броским багрянцем. Ветер свирепо срывал листву и обнажал стволы деревьев. Золотые листья, кружась и качаясь, исполняли собственный прощальный вальс.
Еще незначительно, и через пару недель ледяное дыхание севера обхватит инеем и льдом леса, поля, луга, реки и озера. Укроет родные просторы белоснежным пуховым одеялом, и природа уснет до прихода юный кросотки весны.
