– На прогулку выходи! – говорю я, выходя рано днем во двор. Из большенный, вместительной будки показываются сходу две головы: малая коварная, и большая прямодушная и заспанная. Собаки начинают юлить вокруг меня, вроде бы извиняясь за то, что проспали свою собачью службу и владелец застал их врасплох.
фото: Кочеткова Дмитрия
Путаются поводки и ошейники, но вот, в конце концов, мы выходим гулять в парк, который размещен совершенно рядом.
Собаки тащат меня с таковой силой, что впору возмущаться.
Но я понимаю, что их тренированные частыми охотами мускулы требуют разминки и, быстрее для порядка, одёргиваю их серьезной командой – «Вспять»!
Дратхаар Джек и Российский спаниель Боня.
Такое несуразное сочетание сложилось не по моей воле, но я полюбил этот комичный «смычок», придающий необыкновенный спектр каждой охоте.
Боня, он же Бонифаций, без охоты отзывается на свою вторую кличку, чего же не скажешь о «немце», который идиентично реагирует и на Джек и на Джексон. Я думаю – всё дело в ударениях. В первом случае оно изменяется с «е» на «а», во 2-м – ударение на буковку «е» остаётся прежним.
1-ые подозрения в недочете мозга у Бони по этому поводу оказались неверными, поэтому что в почти всех вопросцах он оказывался даже наиболее остроумным, чем его «старший брат». Это касается всех циничных вопросцев бытия. В получении пищи и ласок от владельца, также отлынивании от работы – Боня очевидный победитель.
К примеру, разглаживать я могу или лишь Боню, или обеих собак сразу. Если начать ублажать Джексона, спаниель здесь же устраивает истерику, выплясывая рядом и стараясь оттеснить дратхаара.
Огроменному Джеку это совсем индифферентно, но моё сердечко не выдерживает.
Вольной рукою я начинаю разглаживать Боню, который одномоментно исполняет собственный коронный номер: падает на спину, подняв лапы наверх, ибо его животик – это зона высшего удовольствия. При всем этом кобелек жмурится от наслаждения, не запамятывая косить черным глазом на «старшего брата».
В этом взоре сразу и подхалимаж и нескрываемое чувство приемущества. Я говорю: « Ну какой ты, Боня, все же… Какой ты…». Какой он конкретно, я в этом случае найти не могу.
Они весьма различные, эти два охотничьих пса, сказать поточнее – совсем различные. Общее у их только то, что они оба «пушистые», и вислоухие. И еще – они оба страстные охотники.
фото: Fotolia.com
Когда я был молод, то просто мог бы поспорить с ними в этом крайнем качестве, но сейчас… Сейчас я умиляюсь их охотничьему фанатизму, и понимаю, что собаки эти даны мне судьбой быть может для того, чтоб не давать успокаиваться моей душе под грузом прожитых лет, и как и раньше чувствовать себя тем юным, беспечным и азартным охотником.
Джек – весьма большой дратхаар, с традиционными бородой, бровями и усами. У него совершенно все «традиционное» – и окрас, и твердая шерсть, и желтоватые глаза с глубоко выраженным смыслом. В его взоре смешались и преданность, и разум, задорность и угрюмость, и даже печаль…
Мне постоянно чудилось, что германские породы выведены не естественным отбором с закреплением нужных свойств, как это было у пород британских, а некий неизвестной нам генной инженерией либо страшным по гениальности инбридингом.
Мне кажется, «немцы» имеют наиболее ярчайших и профессиональных представителей, но подвержены непостоянности и даже вероятному распаду породы от неведения этих особенностей при её ведении. Отсюда, видимо, и печаль в очах Джека…
Боня – маленький Российский спаниель броского черно-белого окраса. Он свободно может пробежать под брюхом стоящего Джека.
Шерсть у Бони мягенькая, шелковистая, как как будто специально созданная для сбора семян чертополоха и репейника. Я сначала с страхом представлял, чтО будет, когда он на охоте забежит в обыденные заросли. «Боня, Боня…- гласил я вдумчиво, почесывая кобельку животик, когда он в очередной раз грохался передо мной на спину. – Что все-таки с тобою будет…»
Оказалось – ничего ужасного. Клубки шерсти совместно с намертво завалявшимися в их репяхами я опосля первой же охоты конструктивно подстриг ножницами. Боня растерял часть собственного кучерявого шарма, но зато собирать репяхи стал существенно меньше. Относился он к процедуре вычесывания очень расслабленно и терпеливо.
– Ты молодец, Бонифаций – гласил я ему, орудуя расческой, – ты просто молодец.
Удивительно, но степенный и на вид угрюмый «германец» к этому процессу имел, напротив, предосудительное отношение. Правда, репяхи цеплялись у него в наиболее чувствительных местах – бороде около губ.
Закатывались они так, что у меня опускались руки при их вычесывании. Джек часто взвизгивал во время казни, и я недоумевал, почему он до сего времени не откусит мне кисть руки либо хотя бы один раздельно взятый палец.
Я гласил ему:
– Ну, потерпи, Джексон, потерпи, друг. На данный момент вытащим этих ежиков, расчешем для тебя бороду, и будешь ты красавчик. Стой расслабленно.
Дратх вздыхал, будто бы лошадка, выкатывал желтоватые глаза и время от времени мотал головой, от чего же чуть не сбивал меня с табуретки.
фото: Семина Миши
При обработке противоклещевыми продуктами все выходило с точностью до напротив. Джек просто стоял, уткнувшись рожой мне в колени, пока я распределял содержимое пипеток на его холке.
Боня перед обработкой почему-либо испытывал панический кошмар, и старался спрятаться, почаще всего – под машинкой в гараже. Выманить его оттуда удавалось лишь простой подачкой.
Изловленного пса приходилось держать на коленях, и сейчас он, притворяясь преданным, лежал полностью бездвижно. Но, во время процедуры приходилось смотреть, чтоб при мельчайшей способности он не рванул у меня из рук.
– Бонифаций, ну чего же ты боишься? Ты же мой возлюбленный, неплохой песик. Неуж-то тебя всякий раз необходимо волоком доставлять на такие процедуры? И я разъяснял ему индивидуальности пироплазмоза, дирофиляриоза…Вообщем гласить можно что угодно, только бы тон был нежным.
Когда мы в первый раз направились на охоту втроем – Джеку шел уже 4-ый год, а Боня чуток не дотягивал до полугода. Я терзался сомнениями, не будут ли собаки мешать друг-другу? Ведь они такие различные! Можно сказать – полностью различные по манере и широте поиска, по реакции на затаившуюся дичь.
Дратхаар работает со стойкой, спаниель поднимает дичь сходу. На теоретическом уровне сводить этих собак на охоте совместно было бы не разумным. Боня мог просто мешать Джеку созодать стойку, а беря во внимание неугомонность этого малеханького кобелька, охота совершенно могла стать проблемной.
Зная весьма неприятную изюминка Джека работать по незапятнанным местам на большенном удалении от меня, я подразумевал, что он увлечёт за собой и Боню, который должен быть практически «подружейной» собакой.
Но что я мог поделать? Спаниель возник у нас в доме нежданно-негаданно, совсем не запланировано, и так случилось, что всем пришлось просто смириться с его возникновением. Домочадцы к Боне стремительно привыкли, а восторженные соседские матери даже начали приводить собственных молодых чад для общения с сиим нежным чудом.
Кобелек естественно остался у нас навечно, и встал вопросец о его приобщении к охоте, так как держать на диванчике охотничью собаку я считал злодеянием.
Философское «единство и борьба противоположностей» проявлялись во всём. Джек брал из рук какой-либо вкусный кусочек медлительно и аккуратненько. Боня кидался на пищу так, как – как будто с рождения его не кормили.
В один прекрасный момент, слегка прикусив мне палец и получив за это подзатыльник, он, не переставая чавкать, даже не задумался, за что его возлюбленный владелец показал к нему такую неблагосклонность.
– Ну что ты за человек таковой, Бонифаций? – гласил я ему – Никакого у тебя воспитания. Ты что – самый голодный у нас? Взгляни, Джек посиживает расслабленно, и пищу берет расслабленно, и ест расслабленно. А ты ведёшь себя некультурно и глотаешь, как удав… Ты жевать совершенно умеешь?
Боня перебирал лапами, и преданно глядел мне в глаза, разве что лишь не пожимая плечами: ну что, дескать, поделаешь – таковой вот я.
По-разному собаки вели себя и по приезду в угодья: стоило приоткрыть дверь багажника, как из – под неё вылетал Боня. На крики он не направлял никакого внимания.
Джек же посиживал в багажном отделении как сфинкс, ждя, пока я застелю бампер краем плащ-палатки во избежание царапин от когтей, и дам ему команду «Вперёд»! Видимо, он принимал собственный выход по ковровой дорожке, как подабающее.
фото: Семина Миши
– Вот смотри, паршивец – нежно гласил я, обращаясь к Боне, который с лаем носился вокруг машинки, в полном экстазе от того, что на мне была охотничья одежка. – Смотри, как ведет себя умная и воспитанная собака! А ведь я Джека этому не учил! Он сам понял. А ты…Но «паршивец», не слушая, уже «метил» кустики поотдаль.
Усаживались в машинку собаки тоже по-разному. Джек по команде массивным прыжком оказывался снутри и сходу замирал с гордо поднятой головой. Ему нравилось быть умной и строго воспитанной собакой. В такие моменты мне чудилось, что, умей он гласить по-человечески, то запел бы «Deutschland, Deutschland uber Alles!».
Боня подбегал к машине очень близко и прыгал через бампер кроссовера почему-либо не прямо в багажное отделение, а наискось, буквально так, как делают это прыгуны в высоту, разве что лишь не переворачиваясь через спину.
Время от времени разбега и толчка ему не хватало, и он соскальзывал с высочайшего бампера, сваливаясь на землю. При всем этом он жутко пугался собственной неловкости, 2-ой пробы созодать ни за что не желал, и в полном смятении забивался под машинку.
Приходилось доставать его оттуда и, как мягенькую игрушку укладывать в багажник. В машине он, вообщем, здесь же оживал, начинал носиться по багажному отделению и для чего-то рычать на Джека, который его совсем не трогал, а лишь флегматично и с недоумением глядел на выходки этого малеханького бесноватого лицедея.
– Ну и паршивец же ты, Бонифаций… – со хохотом гласил я, захлопывая дверь.
На первых охотах Боня фактически не спускал глаз со собственного опытнейшего товарища, и старался не отставать. Рослый дратхаар просто махал через заросли ежевики, ломился в камышах и просто пронизывал кустики.
Боня скоро терял его из вида, и ориентировался по слуху, благо треск от Джека стоял, будто бы от трактора. В один прекрасный момент в большенном мысу тростника на краю старенького сада Боня ухитрился потеряться и завыл протяжно и жалобно.
На мой клич, правда, вылез достаточно стремительно, и отрадно запрыгал вокруг нас Джеком. Он нисколечко не признавал собственной оплошки и всем своим существом изобличал нас в игре с ним в прятки. Больше он не терялся никогда, поэтому что был от природы сметлив и осторожен.
Комичный вариант произошел с моими собаками на прогулке по нашему парку. Я выводил их каждым днем, до работы, и следил, как они с остервенением носятся меж деревьев, сбрасывая накопившуюся за ночь (то есть темное время суток) энергию.
Я кидал им палки, и они наперегонки кидались их находить, а позже давали мне кидать к тому же еще…
На деньках в город приехал зверинец и расположился в нашем парке. В тиши утренних сумерек вдруг раздался мощнейший животный перекатистый рык.
Аппортировавший в эту минутку Джек практически «раскрыл рот от удивления» – ведь он не слышал подобного никогда в жизни! Боня тоже застыл, но здесь же оббежал вокруг собственного «огромного брата» и стал сзади него. На всякий вариант. Всё его существо выражало крайнюю озабоченность.
Это вышла так весело, что я рассмеялся:
– Молодец, Бонифаций – осторожность до этого всего! Что там за зверек таковой – кто его понимает, правильно?
Сначала Боня на охоте даже не делал попыток находить какую-либо дичь, поэтому что на это у него просто не было времени – было надо хоть как-то соперничать с бессовестным Джеком, самым нахальным образом позорящим его в очах владельца.
фото: Семина Миши
В чистом поле оба моих прекрасных ассистента благопристойно удалялись и, как дратхаар прихватывал запах дичи и делал потяжку перед стойкой, подоспевал безбашенный Боня и спарывал птицу.
От всего этого можно было утратить самообладание, но я уже не молод и приучил себя сдерживаться. К тому же я дальновидно был готов к схожему поведению собак.
– Вот что, помощнички, так дело не пойдет. Джексон, ты сбавил бы ход, что ли… Бонифаций за тобой не поспевает, и носится как сумасшедший, того и гляди глаз для себя выколет сучком каким… Ну, нужно ж как-то осмысленно все созодать. Я не понимаю, как, но нужно как-то спокойнее. Ты ж не один на охоте. И носишься, как угорелый… Получаются два чудака: один большенный, иной небольшой.
– Боня, ты усвой одно: я тут основной – я, понимаешь? Я стреляю дичь, лишь я, а Джек, за которым ты носишься, вытаращив глаза – ничего сам не может, без меня он ничего не изловит, ни-че-го, понимаешь? Твой «старший брат» Джексон этого не уяснил, он охотится сам по для себя, он таковой уродился, но может, хоть ты усвоишь, что на охоте необходимо работать не на себя, а на владельца. А, Бонифаций? Ну что мне с вами созодать, не понимаю.
Я вправду не знал, что. В душе возникла даже какая-то обреченность. Знал же, знал, что не дело это – пускать совместно таковых различных собак. Выходит, они друг – другу просто мешают, и друг – друга портят.
Что оставалось созодать? Ходить на охоту с ними по отдельности: в субботу с дратхом, в воскресенье со спаниелем? Нет же, я очень сентиментален, чувствителен, и не смогу переносить взор оставляемой дома собаки.
Сделал так в один прекрасный момент и больше уже не желаю. Ну его, пусть будет, как будет. Ведь не все так плохо: природа, незапятнанный воздух, время от времени даже постреливаю…В общем, от безысходности, я смирился.
Но на 2-ой сезон все поменялось. Думаю поэтому, что Боня просто повзрослел.
Сначала собственного второго сезона он все еще очень ориентировался на Джека, но стал больше копаться в набродах, проявлять самостоятельность. В сентябре чисто, традиционно сработал собственного первого перепела.
На поле стерни, поросшем густым мышеем, Джек, как это не изредка бывало и ранее, рыскал на удалении, не обращая внимания на мой свист. Боня вертелся рядом. В один миг я, утратив его из виду, обернулся и увидел, что он, уткнув нос в травку, возбужденно крутит головой, и нередко виляет своим подобием хвоста.
Обычная спаниелевая подводка! Перед рожой кобелька вспорхнул большой перепел, и помчался низом, переваливаясь с крыла на крыло! Я отлично осознавал, что эту птицу добыть необходимо непременно и, все – таки, первым выстрелом ухитрился промазать – перепел как раз вильнул в сторону, и дробь вышибла пролысину в золотистой поляне мышея.
В отчаянии я изловил на мушку серенький пропеллер крыльев уже на пределе для маленькой дроби и с радостью узрел опосля выстрела кувыркнувшуюся в травку птицу!
Боня с пискливым и экзальтированным лаем уже несся в ту сторону, но созидать птицу ему мешала травка. Он на скорости перепрыгнул примеченный мною стебелек, около которого свалился перепел, и с голосом помчался далее! Я сходу узрел птицу, но подымать не стал, ожидал, когда возвратится Боня.
Тот завертелся, чуя запах дичи, но вдруг большущее косматое чудище в лице Джека, хрипя запаленной пастью, тоже прискакало на выстрел. Необходимо было что-то решать, и я брал его на шворку.
– Это Боня сработал, пусть он и подымет!
Я опоздало взглянул на Боню, у которого сейчас из пасти торчали лишь концы крыльев и лап злосчастного перепела. Беря во внимание способность собачки всасывать пищу, не утруждая себя ее пережевыванием, было ясно, что я вижу этого перепела последнюю секунду.
Шепнув как можно ласковее: «Боня, отдай птичку!» – я свалился на колени и ухватился за перепелиные лапки. У меня был большенный опыт отбора дичи у дратхааров, но я сходу сообразил, что он мне понадобится не много, потому что ранее мне никогда не приходилось отымать добычу у маленьких крокодилов.
Боня просто намертво сжал челюсти и даже не собирался их разжимать. Он видимо просто не осознавал, для чего это совершенно необходимо созодать. С огромным трудом мне всё же удалось отобрать птицу. Поправляя и разглаживая пёрышки, я давал собакам какие-то наставления.
Мы могли бы отлично охотиться совместно, если б вы соображали обыкновенные правды:
– Ты, Джексон, должен находить накоротке и созодать стойки, как полагается обычной легавой собаке, а Боня пусть работает без помощи других. Вы не должны мешать друг – другу тогда и мы достигнем результата…
Я увлекся речью и механично опустил руку с птицей очень низковато. Боня, пристально слушавший меня, подскочил и выхватил перепела у меня из руки. Мощным криком мне удалось обездвиживать у него глотательный рефлекс (простейшая бессознательная реакция организма на раздражение), и перепел был спасен для кухни 2-ой раз. Наверняка, было надо быть с собакой наиболее серьезным. Но не в 1-ый же раз…
фото: Семина Миши
– Бонифаций, – произнес я твердо. – Дичь в сыром виде есть недозволено. Не веришь – спроси у Джексона.
Я поглядел, и не узрел дратхаара рядом. Так и есть – он уже прочесывал массивным вскачь примыкающее поле.
Боня не мигая глядел на мою руку с перепелом. Я вздохнул и повесил птицу на пояс. Всё таки, это была его 1-ая добыча. Сейчас можно было надежды, что охотник из него получится.
Любопытно проходили у нас охоты по фазану. Птица эта у нас почти всегда держится в камышовых зарослях. Запах фазана сводит собак с мозга, но это не касалось моего Джека, так как я подозревал у него полное отсутствие оного, во всяком случае, во время охоты.
Поэтому что 5-ый сезон этот кобель не мог взять в толк, что без помощи владельца его усилия полностью глупы. Дратх работал сам по для себя и на открытых местах уходил в сторону горизонта. Но густые, массивные заросли, с соблазнительными набродами, сдерживали его энергию, и мне часто удавалось создать выстрел на обычной дистанции.
Не считая всего, Джек был прекрасным «нюхачом». Если он шел вдоль зарослей, не заходя в их, и не обращая внимания на мои «посылы», означает, там никого не было. Можно было самому лезть в камыш и топтаться там до изнеможения, но итог был бы этот же.
Но если дратх лез в тростник сам – было надо готовиться к выстрелу. К тому же кобель отлично ориентировался на слух.
На 2-ой собственный сезон по фазану заработал и Боня! И, что любопытно, работал он по данной нам птице с голосом, в отличие от неразговорчивого Джека. До того забавно было слышать его по-щенячьи заливчатый лай, когда он преследовал кур и петухов в зарослях!
1-го фазана-подранка удалось добрать лишь при помощи Бони. Стрелял я далеко, в угон, по поднятому Джеком петушку. Камыш там был высочайший и нередкий, перевитый внизу густыми зарослями травки.
Джек птицу не вынес, а Боня в такую лихомань лезть не решился и робко стоял около меня, делая вид, что это совершенно его не касается.
Я с досады решил, что это подранок, и, зная способность фазана бегать с неописуемой скоростью, уже смирился с потерей добычи. Но для чистки совести проломился к месту падения птицы и минут 5 безвыходно находил ее, раздвигая режущие руки стволы и всматриваясь в сплошное сплетение травки.
Джек, при собственном прекрасном чутье, не владел, вообщем, напористостью в доборе подранков. Его заинтересовывал сам процесс, потому он стремительно кидал находить, и ломился далее.
Справедливости ради нужно сказать, что в густых зарослях добрать фазана-подранка не попросту: камыши держат мощный запах набродов, а фазан, не считая всего, ещё умеет и очень стремительно бегать.
В которой-то момент я не стал слышать дратхаара, около меня был лишь небольшой Боня, который нехотя пробирался по моим следам, поэтому что ему было боязно одному оставаться на тропе. Вдруг, я узрел, как спаниель заюлил в поиске, нередко виляя обрубком хвоста. Он опередил меня и настойчиво юркнул в осоку. Практически сходу же он подал глас. Гулкий, высочайший, задористый лай! Совершенно рядом.
И {перемещается} – означает, петушок бежит. Я не был уверен, что Боня в первый раз сумеет совладать с большой птицей, и полез в камыш на глас, желая посодействовать ему.
Но посодействовал Джек. Он со ужасным треском откуда-то со стороны проломился к Боне, и лай того сходу смолк. Когда я долез к ним (слово «подошел» для таковых зарослей не годится), они мяли большого петушка, раздувая пыхтящими носами его золотистые перья.
– Обучайся, Джексон! – произнес я, принимая добычу и любуясь сказочным переливом фазаньего наряда. –
Таковой небольшой Боня изловил такового огромного петушка! А все почему? Поэтому что он не помчался, куда глаза глядят, а брал след и расслабленно добрал птицу. Вот она была, вот где! А ты куда умчался?
Джек молчал, нередко дыша открытой пастью с высунутым языком, и посматривал на меня, чудилось, нарочно флегмантично.
Может быть, он желал напомнить мне о тех, трофеях, которые были взяты только благодаря ему, но не знал, как это выразить на непонятном людском языке.
Были и остальные случаи, когда Джек помогал Боне добрать добычу. Весьма маленькому от рождения спаниелю тривиально не хватало сил совладать с подраненным русаком и даже кряковым селезнем либо большим фазаном. А может Боня был просто миролюбив либо недостаточно опытен.
Но к счастью его могучий напарник, постоянно впору подоспевал к месту очередной битвы и одномоментно решал финал данной нам битвы в нашу пользу.
Приходилось с умилением следить картину, когда Джек, подоспев к брыкающемуся в обнимку с Боней зайцу, в секунду справлялся с русаком, позже брал его поперек и нес ко мне в зубах, высоко подняв голову, а спаниель возмущённо подпрыгивал рядом, и подобострастно глядел на меня, говоря всем своим видом: «Это я, я его добыл, владелец! А этот верзила просто помогает мне его нести…»
– Непревзойденно, ребята, вы оба хорошие мужчины! – гласил я им, принимая добычу.
На охоте я удивлялся скорости, с которой Боня носился по полю за удирающим зайцем. Он без усилий, практически не отставая от мчащегося русака, пересекал свежезабороненное поле, при всем этом его задние ноги работали синхронно с частотой пулеметного затвора.
Ворачивался Боня легким вскачь, и я лицезрел, что дыхание его, учащённое, но совершенно не запаленное, как бывает у дратхаара, который опосля километровой пробежки дышит, будто бы загнанный динозавр.
И еще – Джек ужасный, неописуемый водохлеб, а Бонька, я увидел, пьёт незначительно и весьма изредка, но скупо.
фото: Семина Миши
Сейчас я всё почаще начинаю замечать, что мои собаки на охоте больше дополняют друг дружку. Не мешают, а конкретно дополняют. Я ничему их не учил, все вышло само собой, каким-то естественным образом.
Мне остается лишь следить и удивляться. Я не вижу смысла вмешиваться, ну и нет у меня на это особенного желания. Мне приятно, что мои собаки свободны.
Выйдя во двор, говорю вылезшим из будки рожам:
– Завтра на охоту, друзья, завтра на охоту!
Джек при слове «охота» приподнимает уши, пристально глядит на меня, позже встает на задние лапы и фронтальные кладет мне на плечи. Он тычет усатой рожой в лицо, а Боня, подражая ему, тоже обымает мои колени.
…Время от времени мне кажется, что мои собаки тоже говорят со мной. Они делают это каким-то особенным образом, не говоря слов. Собачий язык – это язык чувств. Я чувствую, что они переживают совместно со мной: огорчаются и радуются.
Они весьма обыкновенные, и я благодаря им понимаю, как, все-же, нам, людям, иногда не хватает данной нам простоты. Мы много усложняем в собственной жизни и иногда не догадываемся, что самым ценным и недостижимым, оказывается конкретно простота.
Потому я и люблю собственных собак.
