Старицы реки́ образовали маленькие болотца, которые в том году, о котором речь идет, совсем высохли. Ранее тут было довольно для охоты дупелей, но лишь ранее, а не на данный момент.
ФОТО SHUTTERSTOCK.COM
Ветра в то расчудесное туманное и холодное утро не было совершенно, и я решил погонять собачку по сухой росистой луговине, чтоб отработать повиновение. Ёж, увенчанная блестящей пряжкой электроошейника, просто пошла в поиск.
По всему было видно, что наши труды не пропали даром и она уже непревзойденно знала, куда и для чего мы пришли. Вот она прошлась вдоль камышей, попробовала сунуться в бурьян и крапиву, чтоб погонять неуловимого коростеля, но здесь же была отозвана и послушливо пошла на луговину.
И вдруг, развернувшись прямо от стены некоси, она стала. Твердо и прекрасно. Метрах в 30 от меня. С кликом «Стоять!» я ринулся к собаке. Но она меня не послушалась и сошла с места, тем подняв сходу 2-ух дупелей.
Правда, по команде она здесь же легла и дождалась меня, чтоб получить разрешение обнюхать сидку и находить далее. Несколько озадаченный (два дупеля?), огорченный (сошла со стойки!) и обрадованный (стала и не погнала!), я рассеянно следил за Ёжкой, которая уходила все далее в росистый суходольный луг, про себя автоматом отмечая, что по ходу она начала прилаживаться к поднимающемуся ветерку.
И вдруг я узрел, что она свернула челнок и перебежала на потяжку, уже метрах в пятидесяти от меня. Кто бы это мог быть? Жаворонок? Не спеша, я начал подступать. А вот и стойка. Жесткая, напряженная.
Вся в росе, с высоко поднятой головой, как будто обрисованная золотым ободком солнца, моя малая Ёжка стояла, а я бежал и негромко приговаривал, заклиная: «Стоять! Стоять!» И собака ожидала, замерев как изваяние. Я скомандовал: «Вперед!» Последовал бросок, и большой округленный кулик смачно крякнул и, мелькнув белоснежным надхвостьем, понесся в сторону болотца, но, пропархав метров триста, сел в травку.
Ага! Это нам по пути. На данный момент мы тебя достанем. Отыскивай, мой милый небольшой Ёжик!
Но до «нашего» дупеля мы не дошли, поэтому что на резвом галопе, широким челноком обследуя поле, Ёж вдруг с ходу тормознула и, чуток потянув, опять стала. Подбежал — стоит. Послал. Легкая подводка — и опять пара дупелей практически из 1-го места. И пошло!
Уж и не понимаю, что случилось в прошлую прохладную ночь (то есть темное время суток) опосля длительного дождика, но пока мы дошли до болотца, а это приблизительно полкилометра, мы подняли штук 20 дупелей. И всех с работами. Да с таковыми прекрасными и далекими, что от счастья я очам своим не веровал, моя ли это собака.
ФОТО ЛЕОНА СПАЛИНА
Сейчас уже можно было и стрелять. Но я 3-ий денек не носил ружья, все ожидал обычной работы собаки. И вот свершилось: на моих очах родилась охотничья легавая…
У нас оставался очередной вечер. Перед закатом я опять был у болота, сейчас уже с ружьем. На поле, где мы так отлично отработали днем, дупелей не оказалось. Спустились в усвою. И скоро Ёж тормознула, привлеченная запахом. Я был наготове.
И вот посыл, бросок. Когда птица поднялась, собака (уже обычно) легла, но когда сбитый выстрелом дупель свалился в травку, сорвалась с места в автоподаче, и я не успел схватить пульт ошейника, не говоря уже о конце веревки.
Позже, естественно, нарушительница дисциплины свое получила, но было очень поздно. Буквально так же мы стремительно нашли и отстреляли еще 3-х дупелей, с этим же результатом. И я сообразил, что без ассистента мне не обойтись. Кто-то был должен стрелять, чтоб я мог смотреть за собакой. С тем и возвратились к для себя в Тюнеж.
Птицы у нас как и раньше не было, потому мы продолжали общую подготовку и прогуливались в поля без ружья. Время от времени удавалось отыскать то коростеля, то перепелку, но стоило взять ружье, как птица напрочь пропадала.
И вот в один прекрасный момент к нам в деревню приехал мой товарищ. Я здесь же упросил его пойти на охоту в надежде, что он будет стрелять, а я тем временем стану смотреть, чтоб Ёж верно работала, до и опосля выстрела оставаясь на месте.
Приспособив шнурок (что-то вроде недлинной корды) и электроошейник, мы вышли в поле, где я встречал коростелей и возлагал надежды отыскать выводок юных куропаток.
Стояло преждевременное утро. Роса, легкий ветерок, прохлада — все как по заказу. Не было лишь птицы. Часа два мы впустую бродили по наилучшим местам. Ёж усердно обыскивала заросли травки и ежевики, но напрасно.
В начале третьего она прихватила некий запах, приметно ожила и скоро стала. Пошла по команде, и перед нами рассыпался выводок куропаток. Есть! Отыскали! Мой товарищ был готов, и я стал наводить собаку на ветер с таковым расчетом, чтоб зацепить край разлетевшегося выводка. Маневр удался, и скоро мы узрели твердую стойку. Взлет, выстрел, 2-ой… Есть! Два трофея!
Ёж рванулась было, но, услышав крик и получив разряд шокера, взвизгнула, легла. До птицы мы ей дотронуться не дали, сами ее нашли, и лишь опосля этого она ее обнюхала. Когда Ёжка успокоилась, мы решили опыт закрепить. Меж иным, я задал вопрос товарища:
— Ты для чего стрелял вторую куропатку?
— Азарт!
— Ну, отлично, — произнес я. — Лишь больше нам не нужно, хватит.
Дратхаар, либо германская жесткошерстная легавая, выведен в Германии в конце XIX века. Его праотцы — германские короткошерстные легавые, грифоны, штихельхаары
и пойнтеры. ФОТО ЛЕОНА СПАЛИНА
Условились, что он будет стрелять в воздух. Куропаток мы отыскали на опушке. Ёж потянула и стала. Просто, по команде подала под выстрел птицу. Товарищ выстрелил опять. И опять свалилась куропатка: видимо, снова азарт. Но Ёж осталась на месте, и это основное. Даже не рванулась к упавшей птице.
Больше в тот денек мы птицы не отыскали. Но сейчас я уже твердо знал про свою собаку: охотиться с ней можно…
Нашей главной задачей с Ежом была верная охота. Продолжая отрабатывать приемы управления собакой во время охоты, я дозволял ей набираться охотничьего опыта за счет бессчетных встреч с птицей. Стрелять разрешалось лишь из-под стойки.
Опосля выстрела собака оставалась на месте, а разыскивала и подбирала битую дичь моя супруга, которая постоянно с наслаждением воспринимала роль в наших охотах. Я же смотрел, чтоб Ёж не срывалась на автоподачу, то есть оставалась опосля выстрела на месте и, естественно же, не гнала обнаруженную птицу.
В сентябре мы собрались в отпуск в Ростовскую область за перепелом. В самый 1-ый раз выпущенная из машинки Ёж пошла неплохим вскачь с правильным челноком против ветра и даже попробовала причуивать верхом — словом, все было, как когда-то в родных полях. А вот итог оказался остальным.
1-ый же обнаруженный Ёжкой перепел был чисто спорот и с недовольным чирканьем улетел без выстрела из тучного проса в высочайший бурьян амброзии. За ним последовал 2-ой, 3-ий и так дальше. Мы были обескуражены. Что за причина? Выходит, Ёж совершенно не чуяла птицу?
Ничего, утешал я себя и свою супругу, которая вровень с нами переживала любой охотничий момент, просто у собачки нет опыта, и она не умеет охотиться в таковых критериях. Настанет время — научится. В итоге в наш 1-ый денек мы бесталантно распугали наиболее 3-х 10-ов перепелов.
Было, правда, две-три отличные работы и столько же так для себя. Но это буквально были работы, когда птица была на чутье, и это позволило мне отстрелять около 10-ка перепелок.
Рядом в тех же полях охотился мой товарищ со собственной опытнейшей собакой. Он то и дело стрелял и выносил с поля в два, а то и втрое больше дичи. Но это только за счет того, что он мог для себя дозволить стрелять всех доступных для выстрела птиц, в том числе шумовых и споротых собакой и им самим.
При всем этом на совместных перекурах он сетовал, что собака не чует и работает низом, в основном по следам, набродам, разыскивая убегающих птиц. Я припоминал, что и с моими старшими собаками была та же история.
Для охоты нужно, чтоб дратхаар безоговорочно осознавал и слушался собственного владельца. Достигнуть этого можно лишь дрессировкой, начинать которую следует с первых дней возникновения собаки в доме. ФОТО SHUTTERSTOCK.COM
Так неприметно пролетела 1-ая неделька нашей охоты. Дичь в наших тороках медлительно, но правильно прибавлялась, а это означало, что Ёж некий опыт все-же заполучила.В этом хозяйстве на должности охотоведа-кинолога оказался весьма подходящий нам человек, который много охотился и натаскивал собак местных состоявшихся охотников.
Для этого у него были подготовлены поля, но не с просом, а с брицей — сорняком, возрастающим в массе по зерновым и весьма возлюбленным перепелами. На этих полях охотовед специально рассыпа́л для перепелок зерно, ставил поилки из разрезанных вдоль пластмассовых труб и держал {живых} манных перепелок в особых низких клетках.
А для собак у него по всем полям были расставлены покрытые цинком тазики-шайки, в которые он всякий раз перед охотой наливал воду, чтоб утомленные жарой собачки могли напиться. Таковым образом, охотники были освобождены от необходимости таскать бутылки с водой в собственных ягдташах.
Звали этого приметного человека Василий Николаевич. Думаю, не мы одни признательны ему за такое отношение к своим «служебным обязательствам».
Итак вот, посреди иных дискуссий Василий Николаевич, естественно, заинтересовался работой наших « столичных» собак. При всем этом, не скрывая скептицизма, он с очевидным приемуществом говорил о успехах собственных подопечных. Такое отношение принудило меня посмотреть на работу Ёжки вроде бы со стороны.
И вот что вышло через 10 дней наших «практических занятий» по классу охоты на перепела в местах его относительного обилия в сухих и горячих донских полях.
Отпущенная в поиск Ёжка, верно используя утренний ветерок и относительную влажность ранешнего поля, начинала работать на энергичном галопе и принималась сначала находить верхом. Если в это время ей попадалась птица, она ее отрабатывала, а я удачно стрелял.
Но позже, как поднималась жара и сухая травка начинала трещать под ногами, работа собаки приметно изменялась. Ёж равномерно переходила на низ и, уткнувшись в землю носом, легкой рысцой начинала обрисовывать замудренные круги либо восьмерки, временами практически утыкаясь носом в затаившихся перепелов, которых как будто выковыривала из травки. Не желавших затаиваться она спарывала, только что начав разбираться в набродах.
Таковых случаев, чтоб столкнуть птицу совсем без причуивания, становилось меньше и меньше, так же как прекрасных и «правильных» работ. Сейчас уже далековато не любая стойка заканчивалась вылетом птицы. Возникло много «пустышек».
Думаю, от неуверенности, из-за слабенького аромата в горячую и сухую погоду собака улавливала только общий фон присутствия птицы, но не могла установить ее четкое местопребывание, путалась сама и путала меня пустыми стойками. Я, естественно, бранил ее за это, но все повторялось до той поры, когда жара становилась уже безмерной и чутье совсем пропадало вследствие утомления.
Вторым противным сюрпризом нашего обучения было то, что при посыле со стойки собака вдруг начинала горевать. Видимо, по причине неуверенности в запахе, который находился слабо, зато практически везде в виде набродов, помета, перьев. От этого ей тяжело было разобраться, что́ перед ней: сама птица либо лишь ее следы.
В утешение могу сказать, что буквально так либо приблизительно так вели себя и все другие собаки, что сделалось ясно из рассказов моих товарищей и наблюдений за работой «туземцев». Видимо, таковой стиль единственно верен применительно к местным томным условиям.
А поменяются условия — поменяется и стиль работы собаки. Но основной вывод — моя Ёж в конце концов стала легавой собакой.
