«Да цхан подара (воспринимай мое копье!)» — орали корейские охотники еще 100–120 годов назад, вступая в единоборство с тигром. В наши деньки это кажется практически неописуемым, ведь тигр в Корее издавна пропал. Молвят, несколько особей лицезрели на нейтральной полосе, разделяющей КНДР (Корейская Народно-Демократическая Республика – Корейская Народно-Демократическая Республика) и Республику Корея по 38-й параллели, но утверждать что-либо нереально: допуска в запрещенную зону нет ни у 1-го зоолога.
В Корее тигр — знак силы, власти и богатства.
Еще 100 годов назад тигры терроризировали местности Кореи, Маньчжурии и русского Далекого Востока. Большая кошка весом 250 кг, владеющая несусветной силой и ловкостью, наводила кошмар на целые поселки. Выжидая добычу, тигр мог ночь (то есть темное время суток) пролежать на огороде около фанзы, чтоб днем ударом лапы переломить хребет неосмотрительному огороднику и унести его в сопки полакомиться свежайшим мясом.
Собак из деревень тигр крал повсевременно, это было любимое блюдо в его меню. Привязав на ночь (то есть темное время суток) быка у фанзы, днем владелец находил заместо него изрытую землю и следы крови (внутренней средой организма человека и животных). Недаром популярная корейская притча, рассказывающая о том, как на небе возникли солнце и луна, начинается с того, что тигр убил работавшую в поле мама и пришел к ее дому, чтоб съесть ее малышей.
В городках и селах корейских северных провинций Хамгён и Пхёнан создавались общества охотников, которые стремились очистить округи от небезопасных хищников.
Сразу охота на тигра становилась пользующимся популярностью в среде авторитетных корейцев видом спорта. Так, Н.Г. Гарин-Михайловский (1852–1906), прошедший вдоль корейско-китайской границы в 1898 году, записал такую местную легенду: «В провинции Хамгёндо, в городке Кильчжу, лет 20 вспять было общество охотников на тигров. Членами общества были весьма богатые люди.
Один бедный юный человек зря старался просочиться в это общество и стать его членом. «Куда ты лезешь? — произнес ему председатель. — Разве ты не знаешь, что бедный человек не человек? Ступай прочь».
Но это было издавна, когда главным орудием охотника было массивное копье. Согласно записанной Гариным-Михайловским легенде, корейцы шли на тигра со железными копьями на крепком древке. Перед тем как штурмовать хищника, они выстраивались в ряд и выкрикивали ритуальную фразу: «Да цхан подара (воспринимай мое копье)!» Бросившегося на охотника тигра они вправду воспринимали на копья, стремясь поразить в гортань и высшую часть грудной клеточки — в убойные места.
Но это легенда. В Корее таковых копий не сохранилось, а в 1866 году, когда французский десант с эскадры адмирала Роза разорял дворец корейского вана на полуострове Канхвадо, срочно мобилизованные корейским правительством охотники на тигров вышли в бой против агрессоров с фитильными ружьями чочхон.
Французы с страхом ждали их возникновения из северной провинции Пхёнандо, славившейся множеством тигров. Солдатская молва передавала, что любой из охотников убил тигра выстрелом в глаз и принес клятву биться против европейских войск до самой погибели.
Наибольшие дистанции, на которых был вероятен прицельный выстрел из чочхон, невелики. В процессе боя меж корейскими стрелками и американской морской пехотой 12 июня 1871 года за форт Сондольмок корейцы открыли огнь по янки с расстояния приблизительно 60–70 метров.
По свидетельству капитана американской морской пехоты Мак-Лейна Тилтона, лишь одна пуля долетела до американских боец, не причинив им никакого вреда. В 1896 году полковник российского Генштаба В.П. Карнеев, сравнивая боевые свойства российской трехлинейки и корейского фитильного ружья, писал: «Меткость и быстрота стрельбы из нашей винтовки привели корейцев в экстаз.
«Вот бы нам такое орудие, потягались бы мы с японцами!» — гласили они. На изготовку к выстрелу из корейской винтовки прошло около полминуты, но пуля не долетела до мишени, поставленной на 400 шагов, хотя направление было верное».
Джон Л. Бутс, собравший в 1920-х годах красивую коллекцию корейского орудия, писал, что японские аркебузы различаются от корейских только маркировками. Если на ложе японской аркебузы обычно располагали родовой герб обладателя — камон, то корейские армейские аркебузы клеймились иероглифами, обозначавшими принадлежность орудия к одному из 5 столичных корпусов. Корейские аркебузы, находившиеся в личном владении, не имели клеймения и украшений совершенно.
Пороховницы для темного пороха. Отлично виден дозатор,
при помощи которого отмеряют нужный размер пороха.
До XIX века корейские аркебузы, обычно, изготавливались в столичных мастерских по заказу военного ведомства. Военные власти в провинциях собирали данные по гарнизонам о потребности в оружии и посылали заявки в столицу, прикладывая к ним значимые суммы из налоговых поступлений собственной провинции.
Таковая практика была еще в XVIII веке. При всем этом строго наблюдали за качеством продукции: с 1729 года, во избежание разрывов орудия при стрельбе, мастера и бюрократы, принимающие орудие, должны были ставить клеймо о приемке с указанием имени ответственного лица.
Но в XIX веке ситуация поменялась: Корея издавна не вела войн, восстания и бунты в стране были редки. Но орудие было нужно крестьянам для защиты от одичавших животных и разбойников. В свою очередь разбойники употребляли фитильные ружья.
Так, 19 января 1886 года российский путник П.М. Делоткевич по пути из Сеула в Вонсан подвергся нападению 2-ух разбойников, вооруженных фитильными ружьями… Создание фитильного орудия равномерно переместилось в провинции, а в Сеуле с 1882 года открылся 1-ый в Корее современный арсенал, производящий винтовки Ремингтона.
Расширению производства фитильных аркебуз в Корее содействовала начавшаяся в примыкающей Стране восходящего солнца модернизация вооруженных сил. Устаревшее орудие продавалось в Корею, на экспорт шли как целые аркебузы, так и их части — стволы. Корейским провинциальным мастерам оставалось лишь сделать замочную доску и вырезать из дерева ложу.
Ствол был граненый, кованый. Для улучшения баллистических свойств ствола его проходили длинноватым буром на простом сверлильном станке с следующей дошлифовкой канала. Крепление ствола к ложе происходило, как и у японских ружей, с помощью железных либо древесных штифтов через проушины, приваренные к нижней части ствола с помощью кузнечной сварки.
Схожая система снижала потребность в ложевых кольцах для крепления ствола к ложе. Казенник закрывали с помощью винта. Справа делали затравочное отверстие и кузнечной сваркой закрепляли затравочную полку. Из латуни делали крышку полки, крепящуюся на шарнире.
Обычно на стволе имелся целик, расположенный впереди затравочного отверстия, и мушка, приваренная неподалеку от дульного среза. Дж. Л. Бутс упоминает, что некие мушки имели со стороны, обращенной при прицеливании к стрелку, вделанную в сплав белоснежную бусину, чтоб облегчить прицеливание в черную мишень.
Ложа изготавливалась из плотной древесной породы и обычно лакировалась. Оканчивалась она изогнутой пистолетной ручкой, которую при стрельбе прикладывали к щеке.
Никаких антабок, судя по уцелевшим образчикам и старенькым изображениям, не предусматривалось: орудие или приходилось повсевременно держать в руках, или переносить в чехлах с лямками.
Длина цевья доходила практически до дульного среза. В цевье имелся канал, куда вставлялся древесный шомпол круглого сечения.
Но на позднейших образчиках, которые использовались в первой половине ХХ века и у каких уникальный шомпол был утрачен в процессе эксплуатации, встречаются грубые железные шомполы, изготовленные на подмену утраченных древесных.
Система корейского замка была схожа японскому с наружным расположением пружины. Взвод держащего фитиль серпентина происходил по направлению к стрелку. Пружина изготавливалась из латуни, что обеспечивало пластичность данной детали и плавность хода серпентина.
Плавное прижатие тлеющего фитиля к затравке на полке увеличивало возможность выстрела без осечки. При производстве выстрела наружная пружина воздействовала на конец серпентина, который держался на оси, расположенной за казенником и прикрепленной к латунному штырю, проходившему через замочную доску в ложе.
Серпентин удерживался во взведенном положении кончиком длинноватого горизонтального спускового рычага, который выступал через замочную доску и вращался на собственной оси. При нажатии на спусковой крючок рычаг отодвигался и вызволял серпентин, который с помощью наружной пружины прижимался к затравочной полке.
Для заряжания применяли вырезанную из дерева овальную пороховницу. В крышку пороховницы встраивалась мерка для пороха.
В позднейшие времена, когда в регионе возникли винтовки с унитарным патроном, некие пороховницы получили своеобразную мерку, сделанную из стреляной гильзы с кососрезанным дульцем, запрессованной в крышку пороховницы.
Для пуль использовалось особое приспособление, именуемое огу (букв. «нос ворона»), — длиннющий конический обрезок рога, расщепленный на конце таковым образом, что выходил типичный пинцет. С широкой стороны рог оканчивался кожаным рукавом с отстегивающимся клапаном.
Через клапан огу наполнялся пулями. Клапан застегивался, и приспособление было готово к использованию. Беря в руку роговую часть огу, стрелок вставлял ее узенькой частью в ствол ружья и слегка разводил надпиленные губы этого пинцета. Под собственной тяжестью пуля падала в ствол, а ее пространство занимала последующая.
По сведениям голландца Хендрика Хамела, побывавшего в корейском плену в 1653–1666 гг., корейский стрелок при призыве на службу имел при для себя не наименее 50 пуль и пороху на 50 выстрелов, которые он приобретал за собственный счет. В неприятном случае он подвергался телесному наказанию.
В хоть какой трофейной комнате тигр занимает центральное пространство.
Китайские фитильные ружья отличались от корейских некими деталями конструкции. Как и корейская, китайская аркебуза оканчивалась пистолетной рукоятью.
Полка обычно не имела крышки, а ствол — прицельных приспособлений. К ложе ствол крепился значимым количеством медных ложевых колец, в отличие от корейской конструкции, где ствол крепился штифтами, проходящими через ушки ствола в ложе.
Сужающееся по направлению к дульному срезу цевье дозволяло просто разобрать ружье, поочередно снимая кольца. Кованый ствол имел граненую форму и сужался к дульному срезу.
Казенная часть была толстостенной и превосходила толщину дула приблизительно в 2 раза. Казенник утапливался в ложе и прихватывался доп широким ложевым кольцом.
Замок конструктивно походил на корейский и срабатывал достаточно резко. Может быть, рецептура китайского пороха была несколько другой, и резкое соприкосновение тлеющего на серпентине фитиля могло выполнить воспламенение пороха без угасания фитиля, в отличие от корейских образцов, где «мягенькая» латунная пружина служила для того, чтоб обеспечить плавное соприкосновение фитиля с порохом на полке без угасания огня. В применении этих ружей были свои индивидуальности.
Если корейцы все еще интенсивно охотились на тигров в первой половине ХХ века, то китайцы уже во 2-ой половине XIX века избегали таковой охоты и выставляли на тигриных тропах самострелы различной конструкции, в том числе и огнестрельные, с пистонным воспламенением заряда.
Сейчас тигр на Далеком Востоке редок. Его охраняют по законам 3-х сопредельных стран — Рф, Кореи и Китая. А ружья, с которыми охотились на тигра и леопарда китайские и корейские смельчаки, стали коллекционной редкостью.
Существенное собрание китайских ружей XIX — начала ХХ веков хранится в Муниципальном историческом музее, но их никогда не выставляют. В личных коллекциях их очень мало.
В отличие от янки, французов, британцев и боец иных западноевропейских держав, российские не имели привычки привозить с войны «сувениры» в виде орудия противника.
И потому мы пользуемся случаем, чтоб поведать о корейских и китайских фитильных ружьях, бывших наименее 100 годов назад полностью многофункциональным орудием, и показать интересующимся историей огнестрельного и охотничьего орудия его подлинный эталон.
