В тот год я решил поохотиться на боровую дичь и пособирать ягод на Тунском болоте. Что там гласить, уважаю охоту на тетеревов, рябчиков и глухарей, любящих поклевать в осеннюю пору в болоте и голубику, и бруснику, и клюкву.
Фото Pixabay
В весеннюю пору же глухари и тетерева часто устраивали тока в болотистых далях, куда я нередко забирался на некоторое количество дней — охотился, собирал прошлогоднюю клюкву, наслаждаясь таинством болота, схожего на планетку замечательной красы.
Одиночество не пугало меня.
Напротив, чувствуя себя туземцом, я закалял дух и силу, что понадобилось позже, когда погрузился с головой в городскую жизнь, где пришлось с достоинством пережить много передряг.
Охотиться на водоплавающую дичь я не имел большенный тяги.
На моей малой родине не оказалось речек, и на уток и бекасов возможность охоты ограничивалась случайным выстрелом по вылетавшим из пруда птицам.
Леса же окружали мою деревеньку глухие, девственные — светлые сосновые боры, черные ершистые ельники, березовые рощи, гулкие осинники и тихие липняки, до которых еще не добрались во время моей молодости ни леспромхозы, ни лесные хваты.
Встречались в округах деревеньки и кочковатые болотца. Боровой дичи в лесах было много, и логично, что пристрастился я к охоте на рябчиков, тетеревов и глухарей.
В особенности нравилось отслеживать боровую дичь в летне-осенний период, начиная с августа, когда раскрывалась летне-осенняя охота. Уходя в леса с ружьем, брал с собой поначалу плетенку для сбора грибов и ягод.
Но, сделав несколько обидных промахов, удостоверился, что плетенка мешает охотиться, и поменял ее пестерем.
Пестерь — сплетенный из бересты легкий короб с лямками — висит за плечами и не мешает стрельбе по взлетающей птице.
Легавых собак у меня не было. Потому охота по взматеревшим выводкам была трудна, добивалась выдержки и способностей выстрела навскидку.
Не буду хитрить, при стрельбе по нежданно взлетающей птице у меня часто случаются промахи. Но вдвойне приятно положить в пестерь птицу, которую сам нашел и добыл.
Тунское болото, куда я направлялся, напоминало по собственной форме большой чулок. Тянулся этот «чулок» в длину на хороший десяток км, и ширина его была не малая.
В этом болоте встречалась и клюква, и голубика, а на боровинах, окружавших болото, густо рассыпалась брусника. Брусники я набрал два ведра в августе, а вот клюквы и голубики решил добыть в сентябре.
Погода была солнечной и тихой, я шел по лесовозной дороге, памятуя все прочитанное о клюкве. Эту ягоду в первую очередь я и желал собирать в болотных далях. Мне вспомянулось, что клюкву называли ранее медвежьей ягодой, так как топтыгин обожал ею полакомиться.
Вспомянулись и поговорки, связанные с клюквой: «Морда клюковка — глаза луковицы!», «Кому клюковка, а кому тукманка!» Не будет российский человек заострять внимания на ягоду такую, как, к примеру, волчья ягода.
Клюква — это совершенно другое дело. И морс клюквенный, и кисель благотворно влияют на состояние здоровья. Я же еще уважаю и клюквенную настойку.
Пройдя километра два по изрезанной лесовозами колейной дороге, свернул на лесную тропинку, начал двигаться к болоту напрямки. Я нередко сшугивал выводки тетеревов на лесных, зарастающих молодняком полянах-рендах, где ранее косили частники сено для неоценимой кормилицы собственной — скотины.
Зарядив стволы «тулки» «седьмым» номером, тихо двинулся по тропе. Скоро увидел впереди просвет, где угадывался закраек поляны; крадучись, стал пробираться к поваленной елке, будто бы большой шлагбаум, закрывший вход на поляну.
Я осторожно перелез через ствол ели, вышел на поляну и удивился — у кромки недоруба, метрах в 20 от меня, красовался сохатый. «У лосей на данный момент гон. Не кинулся бы на меня рогатик!» — тревожная идея пронзила сознание. Я спрятался за выворотень, стал следить за зверьком.
Лось нежданно сделал пару шажков в мою сторону. Я ощутил противный холодок, пробежавший по спине. «Придется защищаться!» Я осторожно поменял «седьмой» номер пулями. Лицензии на добычу лося у меня не было, но самозащиту никто не отменял.
Но стрелять в зверька желания не было. Мне понравился широкий сук на красовавшейся в 10 метрах трехствольной сосне, куда я намеревался сигануть, если зверек подойдет впритирку.
Звучно сопя, сохатый придвинулся бурой глыбой к стоящей от меня метрах в 7 юный березке, стал остервенело бодать ее рогами-лопатами и лупить по земле копытами. Я был заворожен увиденным зрелищем, замедлил дыхание, непроизвольно чувствуя более частый стук сердца.
Минут через 5 лось, подняв рожу к небу, пару раз «охнул», стал слушать, выжидая… Чувствуя запах зверька, я прижался к выворотню, затаил дыхание, следя за зверьком. Вдали раздался ответный рев.
Сохатый насторожился, через минутку, ломая валежник, устремился на клич конкурента. «Пронесло!» — шепнул я, растирая затекшие мускулы, встал из убежища, двинулся в глубину поляны.
Тетеревов, но, на поляне не оказалось, хотя наброды на росе свидетельствовали о присутствии птиц. «Впереди еще две ренды меня ожидают! Там повезет. Не на каждой же ренде рогатики бесятся!»
Я начал двигаться далее и скоро вышел в недоруб, граничащий с очередной зарастающей мелколесьем поляной. Пристально оглядевшись, стал по кругу обходить открытое пространство. Впереди замаячил раскидистый кустик ветлы.
Подойдя к ветле, услышал в кустиках шум, увидел мелькнувшую рябую птицу, улетающую по прямой в лес. «Старка поднялась!» Сделав два шага, узрел веером поднявшихся тетеревов, выстрелил навскидку.
Одна из птиц качнулась на лету, но не свалилась. «Пропуделял, мазила!» Я стал обходить кустик в надежде поднять затаившуюся в травке птицу, зная, что юные тетерева не постоянно взмывают все разом. Мой расчет оказался верным.
Из густой травки поднялся тетерев, потянул по прямой полосы к лесу. Пространство было открытым, и я успел выстрелить. Птица комом свалилась в травку. Положив взматеревшего петуха в пестерь и передохнув, решил проверить, не свалился ли в травку качнувший в полете тетерев при первом выстреле.
Выйдя на закраек леса, пристально пригляделся. Тишь заполнила лес. Лишь высоко в недорубе, как сороки, стрекотали сойки. Оглядывая каждую ветку деревьев, нежданно узрел сидячего на сосне тетерева.
Правое крыло птицы свисало вниз, что свидетельствовало о ранении птицы. Опосля выстрела подобрал тетерева, подвел результат: «Ружейная охота завершилась. Сейчас за ягодами пойду».
Я не стал входить на третью ренду, прямиком направился к болоту.
Под ногами зачавкала вода, возникли кочки, но клюквы было не много — где-то багровели маленькие ягоды. «Это не клюква — целыш нужно находить! На границе с боровиной клюквенник прошедший год густой был. Туда и направлюсь!» — решил я сходу и, прикинув маршрут, полез в середину болота, которое предстояло пересечь в ширину.
Пройдя с километр прямо по намеченному курсу следования, узрел шевелящуюся гигантскую бурую кочку. «Медведь ягоду трескает!» — нежданная идея пронзила сознание. Я тормознул, застыл. Но ветер дул от меня на зверька, и медведь учуял человека.
Он резко вздыбился на задние лапы, стал принюхиваться и фыркать. Я стоял не двигаясь. Зверек погрузился на четыре лапы, сделал пару шажков в мою сторону, тормознул. Через минутку вновь стал приближаться. «Стоять!» — скомандовал я для себя. Я знал, что если побегу, то, быстрее всего, медведь кинется за мной.
Обычным движением вложил пули в стволы «тулки», затаился за приткнувшимися друг к другу 2-мя жиденькими сосенками. Нежданно вспомянул вариант нападения медведя на лесника, о котором сказал мне старенькый охотник Никодим. Зверек и лесник столкнулись в черничнике. Любой промышлял ягоды и не подразумевал о встрече.
Увидев зверька, лесник, не раздумывая, ринулся убегать, перепрыгивая коряги как акробат. Хрустя валежником, зверек ринулся за ним. Добежав до раскидистой сосны, лесник полез на дерево. Но медведь успел садануть по ноге лесника лапой.
Постояв под деревом минут 5, зверек удалился. Видимо, он наелся черники и ограничился изгнанием соперника со собственной местности.
Кровь (внутренняя среда организма, образованная жидкой соединительной тканью. Состоит из плазмы и форменных элементов: клеток лейкоцитов и постклеточных структур: эритроцитов и тромбоцитов) хлестала из раны. Лесник наскоро сделал перевязку, закричал благим матом, в надежде, что кто-то придет на помощь — в черничнике он повстречал деревенских обитателей. Орал до хрипоты и дождался помощи. Прибежали два деревенских мужчины. Кое-как стащили лесника с сосны, уложили в корнях дерева, а в деревню притащили на волокуше.
Два месяца валялся лесник в поликлинике. Хромота, но, осталась у него на всю жизнь. Лесник, будучи радостным малым, позже шутливо говорил: «Зверек ринулся за мной в погоню, как узрел, что я улепетываю.
Хитрущий зверюга сообразил, что удирающая живность слабее него и решил пустить ее, то бишь меня, на ужин. Отлично, что в армии я получил спортивный разряд по спринтерскому бегу. Если б судьи измерили время моего бегства от медведя, то, быстрее всего, зарегистрировали бы выполнение мной тогда нормы мастера спорта! Напрасно, но, побежал. Было надо стоять. Брюки-то выстирал бы позже…»
Сейчас мне предстояло выдержать испытание при встрече с медведем. Я не раз, как говорится, лоб в лоб сталкивался с медведями, и мы расползались с миром. Но этот зверек шел на меня, не сбавляя шага, и стремительно приближался. Я уже подразумевал, что через мгновение зверек с шага перейдет на галоп и кинется на меня.
Но стиснув зубы, стоял около юный сосенки, шептал про себя: «Стоять!» Когда расстояние меж мной и медведем сократилось до пятнадцати метров, зверек вновь вздыбился, уставился на меня немигающим взором. Так мы стояли минутки три, разглядывая друг дружку. Превозмогая ужас, я твердо произнес: «Иди домой!»
Наступила пронзительная тишь. Медведь нехотя ишак на четыре лапы, продолжая буравить меня очами. Через минутку зверек развернулся и не спеша направился к маячившей на берегу болота боровине. Я вытер со лба пот, сел на кочку, глянув на руки, увидел, что они нервно подергиваются…
Но, пересилив ужас, успокоился, начал двигаться находить ягоду в обратном направлении от медведя. Двигался осторожно, повсевременно оглядывая округа. Клюква багровела где-то, и я не останавливался, надеясь отыскать таковой целыш, где кочки сплошь усыпаны большой, будто бы вишня, ягодой.
Но голубика замаячила по сторонам. Сорвав несколько горстей ягод, я решил находить клюкву, до которой в особенности были охочи мои домочадцы и я.
Идти по болоту чрезвычайно тяжело. Пройдя с полчаса, взмок, тяжело погрузился на кочку. «Тут ягод нет! Почему сменил маршрут? Побоялся, трусишка, медведя, который полез к боровине?»
Я изловил себя на мысли, что конкретно ужас принудил меня мотаться по болоту. «Разошлись один раз с топтыгиным, разойдемся и 2-ой! Не хочет больше лазить по болоту часами в поиске ягод. Боровина — пространство испытанное».
Я встал, решительно зашагал в маячившему вдалеке сосняку. На подходе к боровине, до которой оставалось с полкилометра, болото сделалось влажным, под ногами зачавкала вода, клюквенник стал раскидистее и гуще. На кочках засверкали в лучах солнца смоченные росой ягоды. Клюквы было много, и я тормознул.
Оглядев прибрежные кочки, удостоверился, что ягод много всюду, стал брать клюкву. Сбор клюквы имеет свою специфику. С одной стороны, ягоды не мнутся, и их срываешь без риска раздавить, что бесспорный плюс.
Но высвобождать из мха ягоды тяжело, с риском порезать руки о «острицу» — травку, которой просто поранить руку. Вода под ногами не дает встать на коленки и приходится брать ягоду внаклонку, без доборной опоры. И еще одна оказия подстерегает собирателя клюквы.
Это багульник, благоуханный запах которого содействует появлению мигрени. Я вспомянул прочитанную информацию в вебе: «Российское заглавие «багульник» происходит от древнего глагола «багулить», что означает — «отравлять», а забытое в наше время производное от него прилагательное «багульный» означает — ядовитый, одуряющий, терпкий, крепкий».
К моему огорчению, багульника вблизи произрастало много, и я с остервенением рвал клюкву, надеясь покинуть болото до появления мигрени. Клюква была большая, и часа через два я набрал с полведра ягоды.
«Хватит на сейчас, по другому захмелею!» Голова начала кружиться, я начал двигаться по болоту напрямки, надеясь выйти на боровину. Шел стремительно, не останавливаясь, и нежданно… провалился… В нос стукнула вонь болотной трясины…
Я оказался по пояс в болотной жиже, ощутил, что начинаю опускаться! Кошмар охватил мое сознание. «Затянет трясина, мама добросовестная!» На мое счастье с кочки свисал корень сосны. Кое-как я снял с плеча ружье, положил его поперек зияющей дыры, одной рукою оперся на ружье, иной ухватился за корень сосны.
Рука моя вкупе с ружьем погрузились в болотную грязюка. Напрягая все силы, выволок ружье из трясины, отбросил его на кочку, ухватился и 2-ой рукою за корень сосны. Вонь болотной грязищи стукнула внос с таковой силой, что я зажмурил глаза и замедлил дыхание; подтянулся на несколько см. Отдохнув с минутку, вновь стал подтягиваться.
Продвигался медлительно, осторожничал, опасаясь оторвать корень сосны. Сантиметр за сантиметром выползал из болотного плена. Когда оказался на краю болотного окна, лег на животик, медлительно отполз на неопасное расстояние от маячившего проема.
Болотная грязюка наводнила всю мою одежку, я встал, шатаясь, начал двигаться по собственной тропе назад. И лишь через два часа вышел на сухое пространство. На берегу я отыскал лужу, где прополоскал куртку и брюки. Спички у меня были закручены в целлофановый пакет и не подмокли.
Смеркалось. Я развел костер, у которого пришлось коротать всю ночь (то есть темное время суток). Лишь к обеду на последующий денек я добрался до деревни. За голубикой я начал двигаться в болото лишь через денек…
