С годами все почаще стали растравлять душу мемуары о периоде жизни, когда я занимался промысловой охотой. Может быть, это время лихих 90-х оставило таковой глубочайший след в подсознании. А может, потянуло к издавна позабытому способу выживания? В Рф ведь от сумы и от кутузки не зарекайся…
ФОТО СВЕТЛАНЫ БУРКОВСКОЙ
Погружение в картины прошедшего происходит, обычно, ночкой.
В квартире тишь, домочадцы дремлют, а действия прошлых дней прокручиваются одно за иным, как отрывки из кинофильма.
И, что самое необычное, они детальны, ярки и ощутимы, как будто все это было вчера.
В один прекрасный момент я задумался, что все-таки было основным на промысле: добыча, напарники, краса осенней либо зимней тайги, долгие переходы, вероятный заработок либо что-то другое?
Но все оказалось до букваря обычным и понятным: основным было тепло. Не утонченно духовное, как от объятий возлюбленной дамы, от поцелуя малыша, доверяющего для тебя до кончиков пальцев, либо от звуков скрипки, сотворенных музыкантом-виртуозом в тиши концертного зала, а физическое, природное, естественное тепло.
Не случаем, древнейшие люди оставляли в пещере хранительницу очага. Не сбережет огнь — накажут. Стремительно и с аппетитом съедят. Много этот очаг значил для сохранения жизни племени. А у меня в режиме автономной охоты, по сущности, было практически первобытное выживание.
Отменная разжига — главный, но не основной ассистент в разведении огня в непогодицу. Постоянно понадобятся зажигалки, огниво, большенный припас коробков спичек, спрятанных в целлофановых
пакетах.
ФОТО SHUTTERSTOCK
Как приятно, что в твоем зимовье, куда на данный момент идешь (а до него еще хороший десяток км), у печки есть охапка сухих дров и рулончик бересты, снятый мимоходом с трухлявого пенька.
И без особенной растраты сил, которых уже практически не осталось, ты можешь сложить дрова на берестинку, в жестяную буржуйку, зажечь сухую спичку о сухой коробок и длительно глядеть на огнь, не закрывая дверцу, чтоб роговицами глаз, кожей лица, ладонями замерзших рук, чутьем впитывать тепло, понимая, что наконец ты дома, что на сейчас ты отгорожен от сюрпризов заснеженной, кровожадной и бескрайней тайги основным благом охотника — теплом…
Третьего соболя добывал уже поближе к вечеру. Суконная куртка, свитер, рубаха промокли. Вода сочилась по спине и ягодицам. Капе́ль с ветвей практически весенняя. Прохладная растаявшая снеговая каша под ногами промочила и обувь. Нужно тепло огромного огня.
Лишь оно сумеет посодействовать стремительно высушиться и час-два отдохнуть. Смолистый выворотень отыскать не неувязка. Необходимо лишь корешки, нетолстые по краю, обрубить и приставить к центру односкатным шалашиком. Есть береста горкой. Много бересты.
Есть коробок и спички — неплох был бы охотник без жизнеобеспечения! Все, стенка смоляных корней занялась, пламя поползло ввысь, жаркий экран готов.
Зверек был и есть в нашем таежном крае, и это веселит. ФОТО PIXABAY
Осталось раздеться и разуться, развесить одежку на поперечной жердине, сверху в потоке жаркого воздуха закрепить стельки и смотреть безпрерывно, чтоб что-то из амуниции не загорелось. На голове вязаная шапочка, на ногах чуни на босу ногу.
Заряженное ружье чуток далее от огня, на сошке, но на расстоянии вытянутой руки. На нагие плечи и спину время от времени попадают прохладные капли и снежинки, но это уже мелочи. Пар идет от сырой одежки, портянок и вывернутых меховых чулок.
В котелок снегу с водой — и к пламени, сбоку, впритирку. Позже весь припас заварки в кипящую воду. Сахару туда же. И пить, пить, обжигаясь, жаркую, сладко-горькую, вяжущую животворящую жидкость. И не забывать смотреть за одежкой!
Закончив процесс сушки, стремительно одеться, обуться и уходить от костра спиной вперед, лицом к огню, впитывая крайние флюиды тепла. Позже резко оборотиться и бежать несколько 10-ов метров, чтоб скрыться от вероломно притягивающего и расслабляющего огня.
А тайга уже обымает сыростью, холодом и сумерками, и сердечко сжимается от понимания своей пустячности, одиночества и чужеродности…
ФОТО PIXABAY
Пробуждаться в зимовье каждое утро в течение месяца-двух и вылезать из спального мешка — это подвиг. Но что созодать! Уже слышно, как собаки топчутся на привязи у собственных шалашей, зевают, потягиваются и выгрызают остатки вчерашнего ужина из утоптанного снега.
В избушке колотун, за ночь (то есть темное время суток) так выстыло, что разница меж температурой снутри и снаружи совершенно маленькая. Со сна и от холода потряхивает, как с неплохого бодуна. Сперва зажечь керосиновую лампу и сходу к печке.
Набить ее дровами, поднести пылающую спичку к берестине и стремительно на улицу — оправиться и побеседовать с собаками. Позже, причитая, бегом назад и в спальник. А размер стылого воздуха в зимовье уже наливается комфортным, густым теплом.
ФОТО АНТОНА ЖУРАВКОВА
Сначала под потолком, позже ниже, ниже, и когда тепло добивается уровня лица и ты начинаешь чувствовать его нежное прикосновение, вновь побеждает сладкая дремота. Но, взглянув полуоткрытым глазом в светлеющее окошечко, усилием воли стряхиваешь с себя остатки сна и на счет три бодро впрыгиваешь в опорки старенькых валенок у нар.
Чайник уже на печке. Зудит, как бормашина дантиста. Набрасываешь сухую, теплую суконку, выскакиваешь к собакам, хватаешь корытце и назад, попутно прихватив из-под навеса несколько сырых поленьев.
Для себя — овсянку с топленым маслом, собакам — по паре лопаток лапши с беличьим мясом. Собачью пищу ставишь на полку, чтобы согрелась. И начинаются сборы на охоту.
Сырые кедровые дрова потихоньку подсыхают в печке и расслабленно пылают, поддерживая тепло.
Впереди промысловый денек. Осталось собрать понягу, проверить припас патронов, на брусочке поправить краешек ножика…
Тепла от печи и от пухового спальника хватает, чтоб отлично отдохнуть, собрать себя в сгусток энергии, силы и желания идти на охоту. Отлично!
Изба у меня всепригодная, большая. В осеннюю пору в ней собираются охотники по перу, а позднее лосятники. Стоит она на берегу, в полукилометре от основного русла реки Оби, в пойме. Утковать в августе — сентябре в ней комфортно и забавно.
Довольно с вечера протопить печку — и одежка просохнет, и сам в тепле, и даже дверь придется открывать для проветривания. Другое дело — лосёвка по снегу, вдвоем. Избу топить и топить нужно…
Сейчас я сожалею о том, что занятие промыслом было недолговременным в моей жизни. ФОТО ВЯЧЕСЛАВА МАКСИМОВА
На берегу Оби, ниже районного центра, каждое лето с барж насыпается террикон из угля для котельных школы, поликлиники и детского сада. На заезде вагончик со охранником.
Если на моторной лодке подойти к складу с реки и духовно побеседовать с угольным стражем, который от скукотищи и непрерывного сна помят, космат, небрит и кряхтит от дискомфорта в затекших мышцах и суставах, то можно затариться топливом.
Он сначала для порядка помолчит, похмурится, показывая внутреннюю борьбу с совестью, а позже, что именуется, под давлением крепких аргументов, дозволит набрать несколько мешков угольных камешков с края кучи. А это уже дело. Ура!
Припас теплоносителя на вариант морозных ночей есть! Перед сном бросишь несколько углей в металлическую печку, и без горя до утра можно спать в тепле. И выбираться днем из-под одеяла уютно. Величавая вещь — уголек на охоте!
…2-ой денек преследую подранка, маленького годовалого бычка. Снег по колено, но пуховый. Стрелял на пределе дистанции для гладкоствольного орудия, ранил в пах. По следу розовая моча где льется, где капает безпрерывно.
Перспективы совершенно не радужные: разовьется мочевой перитонит, и падет лосишка, пропадет мясо. А он кругами прогуливается по торенной тропе, нахоженной с мамкой за весну и лето, и никуда не сворачивает.
Время от времени удается на мгновение перевидеть его, а позже зверек начинает лукавить, вставать на старенькый след, уходить в сторону, входить за спину, но эти уловки нам отлично знакомы…
Сохранить тепло в избе в зимнюю пору, в разгар лосевки, трудно. Излишних рук, чтобы конопатить сруб любой сезон, нет. А мыши постоянно настороже и из пазов все вытаскивают. Готовь не готовь дрова, а все равно приходится добавочно заниматься ими через денек. Понимаю, что входить нужно заблаговременно и созодать достаточный припас. Но где взять время? Ну и наверное пришлые охотники сожгут дармовое. Потому, когда удается добыть угля у знакомого истопника, сердечко радуется. ФОТО ВЯЧЕСЛАВА МАКСИМОВА
Когда я отключился и растерял ориентировку в пространстве, сам не понимаю. Очнулся от того, что поднимал и опускал ноги, вроде как шел по следу, а сам маршировал на месте. И успешно, что случилось это неподалеку от будки-автолавки, оставленной местным рыбаком, хорошим человеком. Я в нее никогда не входил.
Но труба, торчащая из крыши, вселяла надежду, что в ней есть печка. Возвратился к будке и в полуобморочном состоянии отпер дверь, закрытую на щепку. Печка была. Были и поленница сухих таловых дров, и кипа старенькых газет. Нары во всю ширину будки, над ними подвешена сумка из мешковины с сухарями.
И спички. Развел огнь и повалился на доски животиком вниз. Скоро повеяло теплом, пришло просветление сознания. Сейчас можно перевернуться на спину и расстегнуться. За печкой отыскал пару банок из-под тушенки, до блеска очищенных мышами, протер, набил снегом.
Нарвал ягод шиповника и вдавил их в снег. Вскипела вода, отдал повариться ягодам, достал горсть сухарей, сделал еще одну закладку дров. Начал отходить в тепле, силы стали ворачиваться, и я вроде как пришел в норму.
Но добор подранка отложил до последующего денька, ну и надежда теплилась: может, ляжет бычок? А ходить он, я был уверен, так и будет по кругу…
ФОТО СВЕТЛАНЫ БУРКОВСКОЙ
На 3-ий денек добор закончился. Придавил бычка к высочайшему яру с мысом, выходящим на реку и протоку. Все проглядно и справа, и слева, а след уходит к острию выступа. Подошел и узрел, что лось, окрасив снег раненым боком, скатился с яра и, ослабев, лежал понизу. Дострелил его. Здесь же отыскал пространство пониже и спустился на лед.
Лося свежевал, как на сцене, при зрителях: рядом проходила буранница, и по ней нет же ну и проезжали на снегоходах охотники и рыбаки. Качали головами, оглядывались. Но никто не тормознул, не предложил помощи и не задал вопрос о лицензии…
На данный момент до холодка по спине мне понятно, что финал той охоты мог быть трагичен и прост. Если б не тепло и не таежные законы сибирских охотников и рыбаков.