Жизнь хоть какого людского общества регламентируется сначала этическими нормами, выработанными сиим обществом в процессе исторического развития. Обычно, любой член общества понимает, что такое отлично и что такое плохо, располагая свободой выбора, как поступать в том либо ином случае.
фото: Семина Миши
Очевидно, неизменных и единых для населения земли этических норм не было, нет и не будет, но у всякого народа (союза, объединения, общности людей) есть свои системы нравственных ценностей, которые защищаются публичным воззрением и законодательством.
В эталоне писаные законы лишь отражают выработанные обществом понятия о добре и зле.
Конкретно такое общество считается и вправду является морально здоровым.
В охотничьем деле страны о наличии нравственного здоровья гласить не приходится.
Охотзаконодательство и охота есть сами по для себя, раздельно друг от друга уже издавна.
В итоге былые охотничьи традиции отчасти утрачены, отчасти уродливо деформированы, а главной неувязкой охотничьего хозяйства, ставящей под колебание возможность его существования, было и остается браконьерство.
Трагичность в том, что публичное мировоззрение практически постоянно на стороне нарушителей правил охоты, а ужесточение запретов, рост штрафных санкций, увеличение количества различных разрешений на право охоты и т.п. – меры, лишь содействующие обострению ситуации.
При всем этом все соображают, что делему браконьерства лишь «полицейскими» способами в нашей стране решить нереально. Но борьба идет лишь по этому тупиковому пути.
К примеру, работающая уже полста лет система лицензирования добычи копытных из центра показала свою слабость либо даже бесполезность (численность практически всех «лицензионных» видов снизилась). Но их перечень расширен.
Охотничьим законодательством не учитывалось, что охота в Рф на большей части местности страны – просто часть государственной культуры.
Связи народа с кормящим ландшафтом полностью естественны, конкретно они делают общность людей народом с присущими лишь ему государственными чертами. А охота – одна из этих связей.
Пробы искусственно порвать эту связь – глупы и вредоносны, т.к. приводят к росту браконьерства.
Единственно приемлемый путь развития охотничьего дела – улучшение законодательства и воспитание (целенаправленное формирование личности в целях подготовки её к участию в общественной и культурной жизни) охотников и населения в целом. Нужно достигнуть, чтоб охотничья общественность и население страны оценивали нелегальную охоту верно, правильно угрозы этого явления для общества.
Как следует, нужны обыкновенные и понятные всем нравственные аспекты для оценки такового явления, как охота, при этом во всех ее проявлениях.
Идти этим же методом, что и страны, где охотничье законодательство соответствует реалиям времени и принято популяцией, – это означает идти долгим и болезненным методом. И в Европе, и в Северной Америке современное охотзаконодательство возникло как реакция общества (либо его части) на оскудение угодий.
Мы весьма богаты, и поэтому этот путь для Рф неприемлем. Воспитывать (Ни одно животное не затрачивает так много сил на воспитание детёныша, сколько на это необходимо человеку для воспитания ребёнка) люд на своем грустном опыте придется непростительно длительно. Проще заняться воспитанием на данный момент, не дожидаясь истребления всего живого.
А обычные, непридуманные, а рожденные самим народом нравственные аспекты, либо этические нормы издавна уже есть. Конкретно они управляют поведением людей в их ежедневной жизни, в том числе в делах и упражнениях, близких к охоте.
А охота поближе всего к любви, при этом в ее прямом, физическом смысле. Вымыслил это не я, сравнение такое же древнее, как сама охота, а отлично определил его охотовед С.П. Матвейчук.
Все охотники знают, что охота и физическая любовь именуются схожими словами – охота, страсть, желание, и в обоих вариантах процесс самоценен, воспринимается как достижение и постоянно главнее результата.
фото: Семина Миши
Итак вот, охота, как и любовь, бывает разной – легитимной, нелегальной и продажной. Продажные любовь и охота – отдельная тема, к которой я обращусь в последующий раз. Вернемся к браконьерству.
Отношение общества к различным проявлениям нелегальной любви весьма различное, в том числе диаметрально обратное, зависимо от степени их социальной угрозы.
К примеру, общество положительно относится к матерям-одиночкам, флегмантично – к замужним изменам и штатским бракам. Ведь его существованию эти проявления любви не грозят, наиболее того, они помогают обществу сохраниться во времени.
Но при оценке действий насильников и растлителей молодых публичное мировоззрение совершенно другое и часто жестче, чем оценка этих действий законодательством. Это полностью естественно: здоровому обществу насильники, растлители и маньяки не необходимы.
Браконьерство же как явление в целом оценивается народом положительно по почти всем причинам.
Главные из их – обычно высочайший соц статус мужика-добытчика и утрата доверия к современным охотничьему и природоохранному законодательствам.
Но различные виды браконьерства по степени собственной угрозы для существования охоты весьма и весьма различаются.
В тех вариантах, когда беззаконность охоты лишь в отсутствие нужных разрешений, путевок и лицензий, но охота остается охотой, настоящей угрозы для существования охоты как такой нет. А такой вид браконьерства, как охота в возрасте до 18 лет, помогает охоте сохраниться.
Борьба с такими нарушениями обязана вестись сначала совершенствованием правил охоты, которые непременно должны учесть региональные индивидуальности культуры охоты.
Выдуманные ограничения, введенные государством на добычу видов, численность популяций которых зависит от причин среды, а не от охоты, должны быть сняты. Привожу несколько ситуаций современного браконьерства в Сибири.
Промысловик-соболятник добывает росомаху, повадившуюся ходить по путикам; охотники-гончатники радуются редчайшей добыче – рыси; деревенские старшеклассники принесли с тока косачей; пасечник сам решил делему с медведем, посетившим пасеку; обитатель таежной деревни заготовил на зиму пару мешков глухарей; дачник сходил на тягу и принес пару вальдшнепов. Они все де-юре браконьеры. Но публичное мировоззрение их никогда не осудит.
Ведь они де-факто – охотники, хранители традиций российской охоты. Их охота нелегальна так, как нелегальна любовь в штатском браке. Правила нужны, но не единые, а особенные для всякого региона страны.
А ограничения на охоту должны быть лишь логичными и понятными любому охотнику. Лишь в этом случае они будут соблюдаться большинством охотников.
При определении размеров цены права на охоту нужно учесть настоящую платежеспособность охотников, с одной стороны, и издержки на охрану и воспроизводство дичи, с иной.
фото: Антона Журавкова
Нет ничего необычного в том, что в густонаселенных регионах охота в добротных охотхозяйствах стоит недешево. Но на большей части местности страны, в русской и тем наиболее сибирской глубинке, стоимость за право на охоту для местных обитателей обязана быть символической.
Люди, не бросающие свою землю, уже заработали свое право охотиться на данной земле. Если мы желаем иметь законопослушных, ответственных охотников, означает, нужно им отдать легитимное право охотиться.
Очевидно, браконьерство введением разумных правил охоты и цен на нее не искоренить, но зато можно будет свести к минимуму количество нарушителей – охотников. Покажется возможность добиваться осуждения нарушений правил охоты публичным воззрением.
Но есть формы браконьерства, которые ставят под вопросец существование охотничьего хозяйства. Это все методы добывания одичавших звериных при помощи современных транспортных и технических средств. Они аморальны вначале, потому что неважно какая дичь перед техникой бессильна.
Именовать охотой расстрел звериных, искусственно поставленных в безнадежные условия, недозволено. Но т.н. охоты ночкой с кара с массивным прожектором, преследование всех видов охотфауны в зимнюю пору на снегоходах, в летнюю пору на моторных лодках и т.п. уже стают, что жутко, классическими.
Охотничье мастерство и опыт удачно заменяются лошадиными силами, техника совершенствуется, на замену фаре идут устройство ночного видения в паре с тепловизором, а места, труднодоступные даже для браконьерских супервнедорожников (крайние укрытия дичи!), удачно осваиваются при помощи моторных парапланов.
А на далеких окраинах страны при трофейных турах клиентов «угощают» то охотой с вертолета, то – со снегохода.
В Восточной Сибири конкретно моторизированное браконьерство сделалось главной предпосылкой сокращения численности популяций копытных, длится процесс их «добивания». То же самое происходит в остальных регионах.
А нравственная оценка общества для такового явления, как моторизованное браконьерство, та же, что и для браконьерства в целом – флегмантичная либо положительная. Конкретно это дозволяет явлению жить и развиваться.
Но ведь если охота близка к любви как такой, то ночную добычу одичавших звериных с колес из-под фары можно сопоставить лишь с групповым изнасилованием. А если участники этого действа считают себя охотниками, то с групповым изнасилованием возлюбленных.
Деяния тех, кто гоняет дичь на моторных лодках либо снегоходах в одиночку сравнимы с деятельностью насильников. А тех, кто для стрельбы по {живым} мишеням приспособил моторные парапланы, можно сопоставить лишь с маньяками.
Отношение общества к насильникам и маньякам общеизвестно и безусловн, нужно, чтоб и деяния их аналогов в охотничьем деле оценивались соответственно так же. Моторизованные стрелки сами по хорошей воле отказались от ценностей охоты, превратив в самоцель не процесс, а итог.
Не считая конкретного вреда охотфауне, деяния моторизированных браконьеров небезопасны тем, что были и будут самым весомым аргументом в антиохотничьих кампаниях. Потому охоте, чтоб сохраниться, необходимо избавиться от механизированного браконьерства как от явления.
Разъяснительной работы для этого недостаточно. Наказание за беспредел и насилие на природе обязано быть адекватными угрозы этого явления. Для всех механизированных браконьеров наказание обязано быть схожим.
Не считая штрафов и исков, непременное бессрочное лишение прав на охоту и на владение орудием.
При этом эта мера наказания обязана применяться ко всем лицам, находящимся в тс во время нелегальной охоты. Все они соучастники, потому и отвечать за свои деяния должны не только лишь стрелки.
Так как в нашей стране механизированным браконьерством обычно занимаются т.н. «представители императивных и силовых структур», для их за это занятие Закон должен предугадать непременное освобождение от занимаемой должности.
Наше общество лишь выиграет, если посреди тех, кто занимает ответственные посты и обеспечивает порядок и законность, не будет личностей с психикой (психика – способность активного отражения реальности или совокупность душевных процессов и явлений) насильников.
Внедрение механического транспорта в целях охоты – отдельная нездоровая тема. Считаю, что мы уже запоздали с ограничениями на его внедрение, но лучше поздно, чем никогда. В обычных российских охотах в конце концов этот транспорт не употреблялся.
Чтоб их сохранить, полностью правомерно ставить вопросец о воспрещении движения на механических видах транспорта по охотугодьям вне дорог общего использования.
фото: Антона Журавкова
Несогласных с сиим предложением будет много – ведь охота станет наименее удобной. Но ведь зато и угодья станут богаче, и охотники здоровее на физическом уровне, а основное – охота остается охотой.
А для тех, кто любит удобство, уже есть дорогие охоты евро типа – загонные на фазанов, с вышки на прикормленных копытных. В масштабе страны площадь охотхозяйств, специализирующихся на таковых охотах, постоянно будет маленькой.
Но если движение автотранспорта по охотугодьям страны ограничить, то в выигрыше будут в итоге сами охотники. Упростится борьба с браконьерством и т.д.
Почему-либо в США (Соединённые Штаты Америки – государство в Северной Америке) и Канаде, где вездеходного транспорта на душу населения на порядок больше, чем у нас, на этом транспорте в подавляющем большинстве случаев лишь добираются к месту охоты. А на охоте прогуливаются, а не катаются.
Наверняка, потому и дичи у их столько, что нам остается лишь завидовать. Завидуем мы и богатству угодий европейских государств.
Но ведь там есть и производятся законы, охраняющие дичь и охоту. Стрельба с тс там считается злодеянием, и поэтому на одичавших звериных и птиц можно наслаждаться прямо из кара с дороги общего использования. У
нас не любуются – стреляют, вне зависимости от сезона и наличия лицензий. Взывать к совести моторизованных стрелков – глупо, как и перевоспитывать словами сексапильных маньяков.
Охото надежды, что будущий закон о охоте признает ее органичной частью государственной культуры и дозволит защитить от механизированного браконьерства.
Но, к огорчению, наши законотворцы в большинстве собственном – «представители императивных и силовых структур» и поэтому тяжело ждать, что они сами себя лишат приемуществ, позволяющих безнаказанно «отдохнуть» на природе.
