Высочайшая, стройная, с льняными волосами, она смотрится как модель. Но ей чужды цивилизация и светская жизнь. Ее стихия — светлые леса восточной Африки, бескрайние саванны, необъятные плоскогорья с кликами сокола и рыком одичавших звериных.
Фото из архива Наташи Иллум Берг.
Наташа Иллум Берг родилась в Швеции, но уже 25 лет живет в Восточной Африке.
Ее постоянные атрибуты — шорты, полотняная шапка и карабин.
Она единственная дама в Танзании, которая имеет лицензию проф охотника и практикуется на охоте на буйволов и эксклюзивных сафари.
Известна как гневный заступник одичавшей природы и создатель 5 биографических и художественных книжек, которые изданы на 9 языках.
Не так давно она в первый раз побывала в Москве по приглашению Благотворительного фонда содействия сохранению одичавшей природы Notivory и разлюбезно согласилась ответить на вопросцы спецкора «МК».
— Кто именовал Вас восхитительным русским именованием Наташа?
— По одной версии, когда я родилась, то звучно рыдала, но, как мать брала меня на руки и обымала, я мгновенно успокаивалась. Тогда мать решила, что я как «война и мир». А в романе Льва Толстого есть восхитительная героиня Наташа.
Есть и 2-ая версия. Мой папа был весьма ограниченным человеком, у которого было две дочки. Когда я возникла на свет, он уединился в собственном кабинете и стал подбирать имена, которые могли быть созвучны с фразой «Я тебя люблю».
Проговаривал вслух: «Шарлотта, я тебя люблю» — звучало как-то не весьма. «Мэри, я тебя люблю» — тоже не впечатляло. А когда папа произнес: «Наташа, я тебя люблю», решил, что это звучит как музыка — отлично. В тот момент он сообразил, что меня будут звать Наташа.
За годы, проведенные в Танзании, почти все местные обитатели стали моими верными друзьями и надежными ассистентами. Фото из архива Наташи Иллум Берг.
— Ваш дед Бенгт Берг был известным шведским орнитологом, зоологом, фотографом одичавшей природы и охотником. Какой самый ценный совет он отдал Для вас в жизни?
— Я его никогда не лицезрела. Я была весьма близка со собственной бабушкой, классным человеком. Когда я была малеханькой, она мне гласила: «Помни постоянно, что леопард намного резвее молнии, он таковой усмотрительный и ловкий, что кажется, может спрятаться за спичечным коробком».
Этот совет может показаться странноватым, ведь я росла в Скандинавии. Но мой дедушка длительное время работал в Индии, занимался спасением носорогов, а бабушке была увлекательна охота на тигров-людоедов, потому, когда я читала сказку Шарля Перро «Красноватая Шапочка», никак не могла поверить, что волк может съесть бабушку…
— В каком возрасте Вы научились стрелять и какой была Ваша 1-ая добыча?
— Мои родные никогда бы не дали мне в руки ружье и не произнесли бы: «Иди стреляй в кого угодно». Это сродни убийству. Мы постоянно были весьма близки к природе. Помню, когда я в 5 лет в первый раз услышала симфоническую музыку по радио, спросила у бабушки: «Это, наверняка, ревет некий зверек?» — так я была поближе к звукам природы, чем к музыке.
Предки много времени предназначили тому, чтоб разъяснить мне, кто такие звериные и как с ними необходимо обращаться. Лишь опосля этого я получила ружье и в 16 лет добыла первого селезня кряковой утки.
Сладкий миг возврата домой опосля отпуска в Европе. Фото из архива Наташи Иллум Берг.
— Вы жили в Швеции, позже в Дании. Это северные страны. Почему Вашей страстью стала горячая Танзания с ее субэкваториальным климатом?
— В Танзании наилучшие буйволы! Когда я в 18 лет закончила школу, поехала за приключениями в ЮАР (Южно-Африканская Республика – государство в южной части Африканского континента). Но сходу сообразила, что это не моя страна — с ее расовой сегрегацией и высочайшими заборами. Мне хотелось узреть наиболее одичавшую, первобытную Африку.
Но предки настояли, чтоб я возвратилась и получила образование. Потому что душа у меня лежала к природе, я решила, что поступлю в институт учить лесное хозяйство. Но до этого чем начать обучение (педагогический процесс, в результате которого учащиеся под руководством учителя овладевают знаниями, умениями и навыками), необходимо было 8 месяцев провести в лесу, поработать обычным лесорубом.
Я пилила деревья, и меня не покидала идея, что время весьма быстротечно, жизнь проходит, мне уже 21 год… Обучаться далее я не стала. Тогда я выяснила, что неподалеку живет проф охотник, который собирается ворачиваться в Танзанию.
В тайне от родителей повстречалась с сиим человеком. Стала просить его взять меня с собой в Танзанию, обещала целый год работать лишь за пищу и жилище, если он даст мне застрелить 1-го буйвола.
Чтоб сказать маме о отъезде, я собрала все свои сбережения, отвела ее в самый наилучший ресторан в Копенгагене и там произнесла: «Мать, я уезжаю в Африку!»
— Что больше всего изумило, когда оказались в Танзании?
— Нас с сестрой практически воспитывал отец. Моя бабушка охотилась в Индии на тигров-людоедов. И, в отличие от старенькых дедов-ретроградов, папа никогда не колебался, что его дочери на почти все способны. Я приехала в Танзанию с 2-мя чемоданами, полная интереса. Тормознула в доме проф охотника.
Его супруга встретила меня в штыки, проворчала с кислой миной: «Да, похоже, ты тут навечно». Это сделалось для меня первым шоком. Видимо, она боялась, что я уведу у нее супруга. Жестко по отношению ко мне была настроена не лишь она, но и другие дамы.
Я же знала, что приехала в Танзанию охотиться не за их супругами, а за буйволами. Но 1-ые четыре года моего пребывания в Танзании я не получила приглашения ни в одну семью, ни в один дом. Была личностью нон грата.
Это было соединено не лишь с тем, что я была юная и привлекательная. Мне вменяли то, что я занимаюсь извечно мужским делом — охотой…
Трекеры за работой. Фото из архива Наташи Иллум Берг.
— Кто стал для Вас учителем в охоте?
— Получить в Танзании статус проф охотника тяжело. Я на протяжении 2-ух лет обучалась у 3-х охотников. Один из их запомнился мне в особенности. Он не был милым человеком, напротив, учил в хоть какой ситуации постоять за себя.
Чтоб тебя допустили до экзаменов, необходимо было предоставить три рекомендательных письма. Я их получила, прошла все экзамены. И, что самое необычное, через месяц из министерства природы Танзании, из департамента охоты, мне пришло сообщение: «Мистер Берг, вы прошли все экзамены».
Через месяц я получила 2-ое послание: «Мисс Иллум Берг, вы не прошли тесты». Дальше шла ремарка: «…поэтому что вы были представлены как дама». Я повстречалась с председателем экзаменационной комиссии и попросила показать мне мои испытания, которые я провалила. И здесь услышала, что они их… утратили.
По правилам повторно сдавать экзамены можно было лишь через год. С присущей мне прямотой я произнесла председателю экзаменационной комиссии:
«Я помогу для вас. Раз вы теряете оригиналы, в последующий раз я заполню испытания в 2-ух экземплярах. Одна копия будет у вас, иная у меня. На всех экзаменах я буду посиживать на первой парте, и буду приходить из года в год до того времени, пока не сдам испытания. И с каждым разом мое лицо будет все злее и злее. Вы сами решайте, желаете вы меня тут созидать любой год либо нет».
— Год перед новенькими испытаниями провели в Кении?
— В Кении я встретила собственного духовного наставника. У его белоснежной семьи была весьма длинноватая история. В Восточной Африке жили четыре поколения этого рода. В один прекрасный момент обладатель фермы в конце рабочей недельки предложил мне днем в воскресенье сходить на службу в храм.
Я сослалась на то, что очень утомилась, и осталась дома. С утра в воскресенье пробудилась от шума за окном. Выглянула и увидела во дворе тушу добытого буйвола и галдящих людей, а владелец, увидев меня, произнес: «Вот что я называю собственного рода службой».
С того времени каждое воскресенье мы отчаливали на охоту. А совершенно там я занималась депопуляцией одичавших звериных. В один прекрасный момент целый месяц пришлось есть мясо зебры. Чудилось, что до таковой степени пропиталась запахом этого звериного, что моя собственная кожа стала пахнуть соответственно.
Фото из архива Наташи Иллум Берг.
— Через год Вы все-же получили лицензию проф охотника — стали по сущности первопроходчиком?
— В Танзании была одна женщина-охотник, германка по национальности, у нее была земля, на которую она приглашала гостей поохотиться. Но я стала первой дамой — проф охотником в Танзании.
Африканская ассоциация проф охотников тогда распалась на две части. 90 % ее членов были против включения меня в ассоциацию и лишь 10 % — за. Но меньшинство в итоге одолело. К тому времени я уже 10 лет охотилась в Танзании.
С моим возникновением в ассоциации пришлось поменять формуляр, который заполняют члены для вступления в нее: там, где ранее фигурировало лишь местоимение «он», пришлось дописывать «она». Напрасно они меня включили в ассоциацию. (Смеется.) Как я стала ее членом, то сходу произнесла: «Давайте тут все поменять».
— Самые известные африканские охоты — на «Огромную пятерку»: слона, носорога, буйвола, льва и леопарда. Почему сафари на буйвола сделалось Вашим возлюбленным?
— Можно сказать, буйвол сам избрал меня. Есть люди, которые охотятся на кошек, но это не для меня: приходится просто посиживать на одном месте и ожидать огромную кошку на приваде.
Для меня охота — это вызов, мне необходимо ползти, бежать, употреблять все органы эмоций, чтоб выследить и взять зверька. Слонов я не стреляю, поэтому что пришло время, когда этих звериных фактически не осталось.
Чтение — настоящая услада для души и мозга. Фото из архива Наташи Иллум Берг.
— Кто стал Вашим первым клиентом?
— Мне пришлось находить его самой. Для придания веса я не утомлялась повторять клиентам, что у меня за плечами уже 30 сафари. А по другому как было заполучить клиента? В конце концов отыскала 1-го беднягу. А он всего только ранил буйвола и не сумел его добрать вторым выстрелом.
Буйвол — самое опасное звериное на земле. Раненный, он практически постоянно удирает в кустарник. И если клиент опытнейший, то проф охотник может разрешить ему самому добрать буйвола. При всем этом он страхует клиента, поэтому как нет худшей славы для проф охотника, чем слава человека, у которого умер клиент под зверьком.
Нам в тот денек пришлось возвратиться в лагерь: световой денек кончился. Ночкой я на уровне мыслей прокручивала все вероятные сценарии того, как погибну: либо буйвол меня растопчет, либо подымет на рога. Уже под утро меня сделало мощной понимание того, что в любом случае я обязана погибнуть достойно.
Я оставила клиента в машине — уж весьма он нервничал, — а сама с трекером отправилась на поиски раненого буйвола. Поначалу сделала 1-ый маленькой шажок, огляделась, понюхала воздух, позже 2-ой, 3-ий… И тогда сообразила, что самое принципиальное — созодать шаг за шагом, а не представлять весь сценарий сходу. Это сделалось моим спасением.
Естественно, я бы могла представить для вас геройскую историю, как я отыскала буйвола, он меня штурмовал, и я его с 10 шагов… Но такового не было. Когда мы его отыскали, буйвол был уже мертв.
— Как Вы отыскали для себя трекеров — проводников? Как достигнули, чтоб они стали Для вас доверять?
— В Танзании общество патриархальное, все принципиальные решения принимают мужчины. И умопомрачительно, что все эти трекеры — мужчины из числа местного населения — никогда не выказывали никакой дискриминации.
Поначалу они мало сомневались во мне как в человеке, и это было нормально, они имели на это право. Но опосля первой суровой охоты все их сомнения отпали. Они и поведали всем в Танзании, что есть таковая белоснежная дама — проф охотник.
Встреча в буше. Фото из архива Наташи Иллум Берг.
— Трудно было выучить официальный язык Танзании — суахили?
— На суахили я говорю без упора, как на родном шведском. Еще в 1-ый год пребывания в Танзании я оказалась одна в лагере с 20 мужиками, которые не гласили по-английски.
Проф охотник, единственный, кто гласил по-английски, уехал на два месяца и попросил меня позаботиться о лагере. Это был наилучший метод выучить язык.
В Танзании весьма не много белоснежных. Разбираясь с бумагами, общаясь с бюрократами и полицейскими, продлевая статус резидента в стране, я общалась с местными жителями. Познание суахили здорово в этом помогает. А совершенно я говорю на 5 языках.
— Сможете вспомянуть одну из самых экстремальных собственных охот?
— Опасайтесь проф охотников, у которых в припасе довольно экстремальных историй. Жизнь у всех нас висит на волоске, зато адреналин зашкаливает. Некие специально стреляют буйвола по брюху, чтоб он штурмовал охотников, и пиэйч стоит и лупит его в лоб, так что звериное падает под ноги клиенту.
Позже пиэйч хлопает охотника по плечу и гласит: «Какой потрясающий выстрел! Смотри, какой ты трофей брал!» Это не мой герой.
Я, напротив, пробую на охоте создать все, чтоб отдать клиенту возможность самому добыть звериное. У меня в жизни было много ситуаций, когда меня и гиппопотам вкупе с лодкой в воздух подбрасывал, и леопард-людоед за мной гнался.
Но это — часть моей работы. Как проф охотник я говорить о этом не люблю.
— Наиболее 20 лет Вы являетесь проф охотником. Сколько за этот период времени у Вас было клиентов?
— Тяжело сказать, сколько было клиентов, а вот сафари было буквально далековато за сотку. Одно сафари может продолжаться 5 дней, другое три недельки, конкретно потому я считаю сафари. Но мы охотимся в древнем традиционном стиле — по 10 часов в денек, от восхода до заката, передвигаемся пешком и, как 100 годов назад, берем с собой носильщиков.
Я живу в тех местах, где рыбу ловят руками, в особенности в засушливый сезон. Фото из архива Наташи Иллум Берг.
— Что скажете о российских клиентах?
— У меня их пока не было. Честно говоря, я их мало опасаюсь, поэтому что слышала много дискуссий о лишней категоричности и требовательности российских. Они желают, чтоб за ними всюду следовал вертолет…
Но, побывав в Рф, я увидела совсем остальных людей, весьма гостеприимных, открытых, лишенных какого-нибудь снобизма, чванства, готовых дать ближнему последнюю рубаху. Это драгоценного стоит!
— Собаку берете с собой на охоту?
— В Танзании запрещено употреблять собак. На охоте я сама — собака…
— Как устроен Ваш быт?
— Я живу в доме, который выстроила сама. В Танзании примечательные, благожелательные люди. Есть те, кто уже 18 лет помогает мне по хозяйству. Со мной живет дочь, которой исполнилось 7 лет. Рождение малыша сделало меня посильнее. Мне весьма охото быть для нее положительным примером, чтоб, когда она вырастет, сказать: «Сейчас твоя очередь — вперед!»
— Вы пишете книжки. Поводом служат какие-то личные мощные переживания, истории на охоте либо это ремесло: просто необходимо сесть и писать, чтоб в подходящий срок сдать книжку?
— Дисциплина нужна в любом деле. Но мне иногда кажется, что я родилась без век. Я смотрю на мир вокруг нас обширно открытыми очами, а позже все увиденное и пережитое средством письма передаю читателям.
Начала я со стихов, позже настало время книжек и рассказов о охоте. Также я пишу художественные произведения. Уже вышло 5 книжек на 9 языках. Надеюсь, в скором времени они будут переведены и на российский язык. Во всех собственных произведениях я пробую добраться до правды.
Опосля 10 часов пребывания на охоте так приятно отдохнуть в лагере. Фото из архива Наташи Иллум Берг.
— Вы узнаваемый заступник природы. Поведайте о собственной природоохранной деятельности.
— Я никогда не продолжила бы заниматься охотой, если б у нее не было природоохранного значения. В почти всех странах Африки, в частности в Танзании, есть природные парки, куда приезжают туристы, и они платят средства за их посещение. И это отлично, у этих территорий есть будущее.
Но есть и остальные местности, со собственной флорой и фауной, которые также имеют большущее значение. Весьма принципиально отдать им экономическую оценку, по другому они придут в упадок. Охота — единственный выход для сохранения этих территорий.
Клиенты-охотники платят довольно огромные средства, часть из которых идет на сохранение одичавшей природы и борьбу с браконьерами. Добывают же клиенты на трофейной охоте просто маленькое количество звериных по сопоставлению с их общим числом.
Правительство устанавливает годичную квоту на охоту на тех либо других звериных, исходя из общего состояния популяции всякого вида. Сейчас регулируемая трофейная охота является методом сохранения одичавшей природы.
На проф охотниках лежит большая ответственность: они должны быть очами и ушами того, что происходит с звериными в природе. Когда я нахожусь на этих территориях, я отношусь к одичавшим звериным как к домашнему скоту в своем хозяйстве, а означает, забочусь о их, чтоб и завтра их было в достатке.
У скрипача — скрипка, у пилота — руль, а у меня — карабин. У всякого из нас собственный инструмент. Фото из архива Наташи Иллум Берг.
Ситуация с браконьерством слонов в крайние годы стала просто страшной. Когда я опосля родов возвратилась в Африку, то испугалась, как не много осталось этих звериных, и организовала собственный фонд по защите слонов в Танзании. Мы патрулируем местности обитания слонов, охраняем их от браконьеров, разрушаем их стоянки и лагеря.
Были случаи, когда в нас стреляли, но мы продолжаем наше дело. Я также попробовала обратиться к охотникам остальных государств за помощью, но встретила недопонимание того, что катастрофа слонов — это катастрофа населения земли. Почему люди не соображают, что необходимо сохранить баланс меж природой, звериными и человеком?..
Есть большая группа ученых, которые занимаются исследовательскими работами заморочек окружающей среды, но, к огорчению, их работы фактически не публикуются, и 99 % людей совершенно не знают, что на самом деле происходит в мире с экологией.
Мы повсевременно слышим разрозненные данные относительно ухудшения экологии, будь то загрязнение атмосферы, ухудшение свойства подземных вод, засоление почв, вырубка лесов, опустынивание, таяние ледников, парниковый эффект, внедрение пластика… Но общей картины, как все плохо в мире, просто не существует.
Я сообразила, что нет связи меж учеными и остальным миром, и решила стать посредником меж учеными, знающими, на каком краю стоит население земли, и обществом.
На данный момент вместе с ООН мы готовим 20 главных тезисов, на которые в первую очередь необходимо направить внимание миллионов людей, чтоб не произошла необратимая экологическая трагедия, и неувязка одичавшей природы — одна из их.
