Если кое-где к тому же сохранился тетеревиный рай, где каждую весну 10-ки косачей устраивают супружеские состязания, не обращая внимания на охотничьи шалаши, то уж буквально не там, где жили и охотились Женька с Серегой.
ФОТО ИЛЬИ ГОРБОВА
В их краях тетерева тоже не переводились, но были весьма строги и места собственных токовищ меняли повсевременно, перелетая из 1-го скрытого уголка широкого урочища в иной.
К тому же токовали они в главном малеханькими группами, а какой верный охотник станет «бомбардировать» ток, состоящий из пары-другой петухов?
Это ж не ток, а слезы.
При этом и таковой скудный ток сейчас мог быть в одном месте, а сходу опосля постройки охотничьего убежища сместиться в другую сторону, вот и созерцай его издалека, лежа в свежайшем, пахнущем срезанными ветками шалаше.
Набегавшись в прошлые годы за таковыми кочующими токами и понастроив бесполезно хороший десяток шалашей, друзья готовы были заклевать хоть какого, кто счел бы вешнюю тетеревиную охоту простецкой и нетрудовой.
Вообщем, одно перспективное тетеревиное местечко в урочище они все-же вызнали и сейчас 4-ый денек пробовали там застать ток. Но тетерева пропали.
И хотя драгоценные апрельские деньки ускользали, понижая шансы на фуррор, охотники не раздражались и не огорчались — им нравилось ловить фортуну. Они совершенно в почти всех собственных представлениях о жизни были близки: оба умели и гласить, и слушать, и смеяться, и быть суровыми.
Жили они у Евгения на даче, в древнем обрубленном доме, просторном, крепком и чистом снутри. Дом стоял посреди единственной деревенской улицы, а сама деревенька, практически вполне дачная, была на данный момент, в апреле, еще не отогретой и безлюдной.
Деньком друзья отсыпались, книги читали, телек смотрели, беседы вели, а поздно вечерком, возвратившись с тяги, кропотливо готовили деликатесные блюда из добытых вальдшнепов, а позже на малеханькой веранде смачно и нерасторопно ужинали, потягивая красноватое полусладкое или опрокидывая пару стопок под селедочку с лучком.
Пили аккуратненько, чтоб не размякнуть и к рассвету уйти на ток.
Охотнику необходимо позаботиться о том, чтоб под выстрел не попала тетерка. В этом поможет бинокль. ФОТО BIGSTOCKPHOTO
Ток находился километрах в 4, за полем и узким, прорезанным высоковольткой лесом. Ни далековато, ни близко, а конкретно так, чтоб ходить туда в потемках без надрыва.
Подъехать ближе к току можно было и на машине, но они не хотели нарушать предутреннюю магию урочища урчанием мотора и светом фар. В прошлую весну, намедни закрытия охоты, Женька нежданно застал там аж два 10-ка косачей, но охота тогда не свершилась. Собирались на этот ток и сейчас, потому за недельку до открытия не поленились сюда приехать и проверить.
Авторитетное оказалось местечко. Участок бывшего совхозного поля, заросшего разнотравьем и реденькими кустами, практически правильным квадратом вдавался в березняк, разбавленный где-то зелеными пирамидами елей.
Сзади он был обрезан старенькой грунтовой дорогой, совсем пустынной в это время года. Квадрат был маленьким, и два шалаша, построенные в кустиках по его сторонам, давали охотникам неплохой шанс, даже если б косачи сдвигались от 1-го края тока к другому. Но тетеревов не было.
Откуда-то издалека, с маленьких токов каждое утро доносилось их чуфыканье и бульканье-бормотание, но Серегу с Женькой этими звуками уже было не приманить, беготней по всему урочищу они были сыты по гортань и потому терпеливо ожидали.
Но на 5-ый денек Сергей произнес:
— Некорректно охотимся. Вроде трудились, находили, шалаши ставили, тропу топчем, но все равно некорректно. Не будет фортуны.
Евгений взглянул на него поверх книги:
— Другими словами?
— Да валяемся на комфортных кроватях, в чистоте и сухости, баньку топим, анонсы по телеку смотрим. Не охота, а курорт.
— Что предлагаешь? Дом запереть и в лес уйти?
Сергей поднял указательный палец, констатируя совпадение мыслей…
На утренней заре бывает тяжело найти расстояние до дичи. Посодействуют воткнутые в землю палки, расставленные на расстоянии далекого ружейного выстрела (50–60 шагов). ФОТО АЛЕКСАНДРА ЛЕВАШОВА
Они решили ночевать в роще, на берегу малеханького пруда, бывшего пожарным водоемом примыкающей деревеньки, уже лет 20 как исчезнувшей. Отсюда до тока совершенно близко, можно и подремать на час подольше, и в необходимое время сесть в шалаши.
Старенькый пруд спрятался в низинке, с 3-х сторон закрытой лесом, и сейчас, чудилось, удивленно отражал блики их костра: давненько уже никто не жег костров на комфортном берегу. Палатку с собой друзья не потащили, а соорудили из маленького отреза парниковой пленки и ветвей двухместный шалаш, подходящий для недлинного охотничьего сна.
Расположились на походных трехногих стульчиках у огня и с аппетитом ужинали взятыми из дома запасами. Над входом в шалаш, на одном из сучков каркаса, висели тороки с парочкой вальдшнепов, добытых на тяге километрах в полутора отсюда.
Евгений вдруг расстегнул наружный кармашек ранца, достал оттуда книжицу в мягеньком переплете и принялся читать в свете налобного фонарика.
Сергей даже жевать закончил от такового вида.
—Ты чего же это? Книгу с собой брал? Не хватает для тебя вот этого всего? Под книжку будешь медитировать?
— Увлекло сейчас деньком. Особенно написано и весьма нам близко, хотя и на другом материке.
— Что это?
— «Путешествие в Икстлан» Карлоса Кастанеды. Вот послушай.
«Искусство охотника состоит в том, чтоб быть недосягаемым. Я уже для тебя гласил, — тихо продолжал дон Хуан, — что быть недосягаемым совсем не значит скрываться либо скрытничать. И не значит, что недозволено иметь дело с людьми.
Охотник обращается со своим миром весьма осторожно и лаского, и не принципиально, мир ли это вещей, растений, звериных, людей либо мир силы. Охотник находится в весьма тесноватом контакте со своим миром, и тем не наименее он недоступен для этого мира.
— Но здесь у тебя очевидное противоречие, — сделал возражение я. — Нереально быть труднодоступным для мира, в каком находишься повсевременно, час за часом, денек за деньком.
— Ты не сообразил, — терпеливо растолковал дон Хуан. — Он недоступен поэтому, что не выжимает из собственного мира все до крайней капли. Он касается его слегка, оставаясь в нем ровно столько, сколько нужно, и потом стремительно уходит, не оставляя следов».
Охотник должен не только лишь суметь добыть дичь, да и сохранить ее. В особенности это животрепещуще, если вы далековато от дома. Здесь понадобится соль. Раствор (на литр кипяченой воды 10 ст. л. соли) шприцом вводим в мускулы лап, груди, шейки, спины, гузки. На 1-го тетерева, глухаря идет около 200 мл раствора. Можно птицу ощипать, распотрошить и натереть солью снаружи и снутри. Чтоб сохранить дичь в течение нескольких суток, довольно распотрошить ее, промокнуть салфеткой. Также можно положить вовнутрь ветки можжевельника, крапивы, сосны, ели либо сухую горчицу. ФОТО ИЛЬИ МАГРЫЧЕВА
Пару минут друзья молчали, взволнованные гармонией, сделанной книжкой, потрескиванием костра и тишайшей апрельской ночкой.
Грубоватый в речах, но весьма проницательный к вещам духовным, Сергей, прищурившись, постукивал попавшейся под руку веткой по пылающим поленьям, выбивая маленькие фейерверки искр, и примерял на свои актуальные устои лишь что услышанное.
Крутил и переворачивал так и сяк звучащие в памяти фразы, стараясь осознать свои чувства.
— М-да… Ну, у нас тут своя философия, ты б вон те кругляши подтащил, охотник. Прогорает, а на огнь ночкой глядеть — наипервейшая из медитаций.
Женька встал со стульчика, убрал книгу и отстегнул с подвесов ранца коврик. Аккуратненько уложил в костер несколько толстых сучьев, расстелил коврик рядом с костром, скинул с ног «хаски» и растянулся на боку.
Дым от костра, ранее поднимавшийся строго ввысь в недвижном воздухе, немедленно наклонился и игриво потянулся к лежащему человеку.
— Отстань! – Женька махнул на костер рукою. — Пылай как горел, нечего крутить!
Серега усмехнулся в усы и аппетитно захрумкал свежайшим огурцом, заедая им бутерброд с поджаренной на костре сосиской. От огурца исходил веселый запах летней свежести, приправленный дымком.
Все эти запахи, вкусы и звуки, живущие снутри освещенного костром круга, были так чисты и ярки, что у Женьки даже глаза пощипывало, но не от дыма, а от безбрежной благодарности судьбе за то, что все это есть в его жизни.
Хор-хор-хор послышалось вдали справа. Охотники сразу подняли головы. Звук, будто бы специально сделанный природой для таинства вешней ночи, приближался. Над последними деревьями нерасторопно протянул вальдшнеп. Его силуэт был отлично виден на фоне звездного неба.
— Смотри-ка, тянут еще, да как близко!
— По таковой погоде до утра могут мотаться.
Друзья проводили кулика удовлетворенными взорами.
ФОТО ЕВГЕНИЯ ЛУЦЬКО
С утра с восходом солнца они успешно отстрелялись. У всякого были разрешения на 2-ух косачей, но они взяли по одному. Не отдала охотничья душа внести разорение в невеликий, всего-то в дюжину голов ток.
Все случилось стремительно. Женька не стал наслаждаться на вешний тетеревиный обряд, хотя еще намедни грезил о этом больше, чем о выстреле.
С первых минут тока сообразил, что стоит заглядеться, очароваться, и сдавит гортань экстазом, не поднимется рука, чтоб взвести курки старой, еще отцовской двустволки. А добыть нужно.
Хотя бы 1-го за пару лет опосля таких-то физических издержек. И он выстрелил первым, стремительно и аккуратненько, по последнему юному петушку, чтоб не зацепить самого матерого токовика. Ну и Серега здесь же отстрелялся из другого шалаша.
Ему было сложнее, от его убежища птицы были на пределе верного выстрела, но все вышло. Природа в конце концов приняла друзей как охотников и одарила достойной добычей.
— Ничего не запамятовал?
— Нет. Подожди, я шалаш разберу. А позже до второго дойдем.
— Утиные ж не разбираем.
— Сравнил! Если тут бросить, какой-либо залетный стрелок просечет тему, вышибет ток. Ну и тетеревам без шалашей спокойнее.
Евгений скинул с каркаса пучки травки и ветки, разрезал стягивающие остов хомуты. Разбросал травку, ветки оттащил вглубь рощи, жерди запихнул в кустики. Отряхнул руки, посмотрел на друга, молчком наблюдавшего эту картину, усмехнулся с некой неловкостью.
— Искусство охотника заключается в том, чтоб касаться мира вокруг себя с осторожностью. Помнишь?
Взор Сергея был серьезен и глубок.
— И уходить тихо, не оставляя следов?
— Да.
Они закинули за плечи ранцы и ушли березовым перелеском, обходя ток по широкой дуге.
На последующее утро друзья уехали в город. Тронулись рано, чуть стала видна желтоватая полоса на востоке, чтоб добраться к своим квартирам до дневных пробок.
— Ты куда? — опешил Евгений, когда сидевший за рулем машинки Серега на выезде из деревни повернул не к мосту через Линду, а выключил фары и с одними противотуманками поехал полем к высоковольтке.
— Проверить желаю, неуж-то распугали?
Он приостановил уазик, не доехав мало до пруда, выключил движок, открыл дверку. Светало и становилось уже все видно вокруг. Они просидели минут пятнадцать в полной тиши, разбавляемой лишь звуками дальной жд станции.
Серега вдруг отрадно улыбнулся, пихнул друга локтем: чуфф-фышш донеслось со стороны поля, где вчера стояли их шалаши…
