Практически пару годов назад в разговоре с 2-мя очень известными охотоведами, далековато не юношеского возраста, имеющими конкретное отношение к профильным печатным изданиям, я упомянул имя создателя восхитительной книжки «Записки натуралиста» (в первых изданиях — «Из жизни натуралиста») Евгения Павловича Спангенберга. Орнитолога и охотника, чье имя вписано «большенными знаками» в историю российскей охотничьей науки и занимает почтенное пространство посреди «100 величавых российских охотников» (издательство
«Вече» 2008 г.).
Фото Дмитрия ЩАНИЦЫНА
К моему удивлению, не лишь его книжка, но и имя для их оказались незнакомы!
Не буду давать этому «происшествию» оценку, ну и права на это у меня нет, но замечу, сейчас фактически почти все охотничьи СМИ (Средства массовой информации, масс-медиа — периодические печатные издания, радио-, теле- и видеопрограммы) перевоплотился в маркетинговые агентства и публикаторов отчетов с трофейных вылазок, т.н. «правильных» охотников.
Для меня «Записки натуралиста» стали типичным проводником в мир охоты.
А если быть поточнее, привели в дальние 70-е годы на вологодские берега Рыбинского водохранилища, так интригующе рассказанные создателем «записок».
К огорчению, по юности не сумел сходу оценить, как мне подфартило не лишь посетить места, описанные Спангенбергом, но и познакомиться с персонажами его рассказов и пообщаться с свидетелями и участниками его научной работы в угодьях Дарвинского муниципального заповедника (сейчас — Дарвинского муниципального природного биосферного заповедника).
Познакомились, при встрече здоровались, дискутировали о погоде, урожае ягод, рыбалке, охоте, о жизни…, обо всем, что может поддержать светскую беседу. Сейчас сожалею, что упустил возможность из первых рук чего-нибудть выяснить о Е.П. Спангенберге.
Запоздал, когда энтузиазм от «Записок натуралиста» перебежал к личности их создателя и героям его рассказов.
Ушел из жизни его напарник по научной работе орнитолог заповедника В.В. Германцев; не успел расспросить М.Л. Калецкую, в те годы начинающего научного сотрудника; совершенно нежданным стала кончина В.А. Ризена (наистарейшего члена Весьегонского общества охотников, бывшего охотоведа и начальника Уломского о/х); добровольческого ассистента Евгения Павловича, которому посвящен рассказ «Вася» и остальные очерки.
К чему такое запутанное введение, к наименованию материала не относящееся? Просто призыв к охотникам не разглядывать охоту, как нам сейчас с упорством навязывают, в виде очередной услуги. Охота нечто большее, чем выстрел по зверьку либо птице.
Это жизнь не лишь твоя, но и тех людей к которым тебя внесло твое увлечение, история места пребывания, местные обычаи и почти все другое, из чего же складывается любовь к охоте и Рф, иногда при всей несуразицы актуальных отношений, но настолько близкой и понятной российской душе.
Так что не откладывайте на позже все вас интересующее, расспрашивайте, делитесь увиденным, чтоб потом не сожалеть о упущенном.
Естественно, не стану утверждать, что все вышеупомянутое поможет стать правильным охотником, осознать этику охоты, принудит бережнее относиться к природе. Но печатное слово, хотя и не передает в полной мере увиденное и услышанное, способно сформировать верный взор на наше общее увлечение. Для почти всех охота — это наилучшая часть жизни.
А какие расставить ценности, с кого сейчас брать пример? Наверняка, с тех, кого любой год номинируют в фавориты и вознаграждает РОРС. Перечень этот из года в год изменяется не много, как и имена «охотничьих гуру», кто «пропагандирует» т.н. правильную охоту и описывает перспективы охотничьего хозяйства.
Увлекшийся закордонной охотой на копытных в сорокалетнем возрасте госслужащий либо обладатель охотничьих угодий себе возлюбленного и друзей, может, представитель элитного клуба, объединяющего несколько 10-ов «зверобоев», может быть, полдюжины больших личных охотпользователей…
Перечень можно было бы продолжить, но длинноватым он не окажется, как и не окажется имен обычных охотоведов, егерей и, как гласили в старину, дельных охотников, которые заслуживают в разы больше почтения, а основное, своим служением еще не дозволили на сто процентов перевоплотить русскую охоту в спорт по отстрелу зверька и птицы, в нем не отыщите.
Будем реалистами, встреча с хранителями истинной охоты большая уникальность, но если повезет, призываю на публике делиться с охотничьей братией, чтоб осознать, как поменялось в нашем осознании слово ОХОТА.
Лично мне подфартило, хотя следует признать, что в годы моей охотничьей молодости в компании охотников участников войны и переживших томные годы гитлеровского нашествия и послевоенное время было большая часть.
Непременно, тогда склад ума был несколько остальным. Обоюдное почтение, порядочность, приятельство, взаимовыручка, ответственность, чувство справедливости присутствовали в большей степени, чем сейчас.
Естественно, гласить о «золотых временах» язык не оборотится, но в людском плане отношений жизнь была приметно проще и искреннее.
Чтоб оправдать настолько «существенное» вступление, поделюсь несколькими зарисовками, на 1-ый взор незначимыми, такая «мелочь». Но при не далеком рассмотрении из их складывается осознание правильной охоты, роли и ответственности человека с ружьем перед животными, людьми и своей совестью.
Вечерка на полуострове, куда егерь Михин Валентин Александрович на большенный, сваренной из железных листов лодке, каждое утро и вечер перевозил охотников к приготовленным шалашам.
Понятно, что вечерняя заря подразумевает больше свободы в выборе места охоты. Вот и я, заприметив маленькое болотце, остался ожидать вечернего лета. Лужа не подвела. Чуток стемнело, и утка просто «посыпалась».
Успешная стрельба, кряквы тяжело падали практически опосля всякого выстрела. Подошел Валентин Александрович, молчком встал рядом, не сказав ни слова. Думаю, его неразговорчивый упрек оказался намного поучительнее, чем хоть какое напоминание о норме отстрела.
Хотя в те времена норма определялась на заезд (4 денька), но урок, преподнесенный наиболее 40 годов назад, запомнился на долгие годы, когда азарт превращает охотника в хапугу.
Те же благословенные описанные Спангенбергом места. Отстрел по товарным лицензиям кабана. Охота на потравах, без вышек и засидок, лишь ночкой, с подхода. В те времена, ну и в следующие десятилетия, кабана было в угодьях в излишке.
Лишь сейчас охота на подкормочных площадках и посеянном хозяйством на лесных делянках овсом. Тогда поля распахивались, сеяли овес, ячмень, рожь, картофель. В общем, охотились на колхозных полях.
И если быть четким, товарный отстрел был достаточной головной болью (неприятного сенсорного и эмоционального переживание, связанное с истинным или потенциальным повреждением ткани или описываемое в терминах такого повреждения) для персонала охотничьего хозяйства.
Понятно, что никаких ночников и оптики не было. На хозяйство выделялся один карабин КО 7,62х53, из которого егерь Анатолий Боярсков стрелял довольно успешно. Вообщем, той ночкой охота не задалась, выстрел — очевидный промах, ну и если б зацепил кабана, находить подранка для себя дороже.
При том обилии дичи ни о каком вреде, нанесенном свиному поголовью, даже полагать не приходилось.
Но Анатолий, чтоб на сто процентов удостовериться в промахе, посреди ночи разбудил егеря Миши Лаврикова, и с его лайкой кропотливо проверили поле, на котором охотились. Удостоверившись в промахе, что заняло много времени, за которое можно было бы отстрелять кабана на другом поле (план-то делать необходимо), с незапятанной совестью, уже по светлой дороге, направились на базу.
Не оставлять подранка, будь это зверек либо птица, сделалось для меня не просто правилом, а понятием, без которого дискуссии о культуре и этике охоты пустой звук.
Раздельно несколько слов о егере такого же хозяйства Мурцеве Семене Михайловиче, участника ВОВ. Услышать похвалу от Михалыча — просто самооценку поднять. Никаких нравоучений и охотничьих баек, просто несколько слов по делу и не надо учить бессчетные наставления создателей «охотминимума».
Прямо-таки охотничья народная энциклопедия. Я не скажу, что Семен Михайлович был строг, быстрее приветлив и благожелателен, но не могу разъяснить, почему одно его присутствие дисциплинировало.
Никакой бездумной стрельбы, хотя и слов с его стороны напрасно не шуметь никогда не звучало. Зверовые охоты по копытным, как на данный момент помню — встань к тому дереву (кустику), не топчись, пролаз верный.
И вправду, заголосили загонщики, и по редчайшему мелятнику на номер неторопливо выходит лось. Нажимали руку Семену не крайние лица нашего страны, но разговорить о этих охотах Михалыча удавалось изредка.
Быстрее для него это было «производственной необходимостью», чем предметом гордости. Были у него «любимцы», охотники, прикипевшие к местным местам, приезду которых он от всей души радовался, но на какие-либо преференции рассчитывать им не приходилось.
В августе, в денек рождения Семечки Мурцева, почти все охотники, прошедшие школу Михалыча, стараются навестить его вдову Надежду Ивановну в деревне Раменье, дать дань почтения восхитительному человеку, «егерю от бога», возвратиться в те годы, когда охотники и егеря вправду уважали друг дружку.
