Улома, междуречье Щексны и Мологи, полуостров в северной части Рыбинского водохранилища, почтительно именуемого местными жителями морем, за неоглядные просторы и иногда крутой характер. Непростая судьба поняла обитателей этого края, когда под воды рукотворного озера ушли не только лишь деревни, да и заливные луга, поля, дороги.
Наиблежайшие тока «расписаны» по выданным заблаговременно путевкам, и весенняя охота на глухаря вероятна лишь на далеких токовищах. Фото: Андрея Чернобая
Подтопленные ручьи перевоплотился в труднопреодолеваемые протоки, нарушившие связь меж оставшимися незатопленными деревнями – не было мостов, но трудолюбие и упорство российского крестьянина превратили разоренный район Вологодской губернии в довольно удачный сельскохозяйственный край.
Дарвинский заповедник
Тогдашние бюрократы действовали наиболее трепетно и продуманно, во всяком случае в этом «углу», выделялись средства и материалы для переезда из деревень, подлежащих затоплению, в достаточном количестве, по выражению старожила этих мест, восхитительного егеря Мурцева Семечки Михайловича, все было изготовлено по разуму – никого не оскорбили.
Значительную часть полуострова занимает Дарвинский муниципальный заповедник (ДГЗ). Вернусь на 10–15 годов назад.
По затопленному руслу Мологи, тарахтя уже тогда старенькым дизелем, пароходик, любовно прозванный «мошкой», швартуется у причала заповедника.
Смотря на поселок, невольно вспоминаешь классику сталинского синематографа, пристань с ажурной древесной аркой, увенчанной вырезанными из дерева еловыми веточками, поверху надпись большими знаками из дощечек «Дарвинский госзаповедник», сохранившаяся со времен его образования, вроде бы попадаешь в те сложные и противоречивые годы.
Волна от пароходика накатывает на песочный пляж, тянущийся как хватает взора, кружат чайки, вдали проносятся утиные своры, на обратном крутом берегу узенькой протоки, где устроена пристань, на ровненьких больших соснах дуплянки для гоголя – «изобретение» охотоведов-орнитологов, сделавших этого нырка одним из главных представителей утиного мира.
Создание заповедника для исследования воздействия искусственного водоема на окружающую среду вышло фактически сразу с наполнением водохранилища.
Даже по теперешним масштабам вложения в науку были немалые, лаборатории по нескольким фронтам, хоздвор, транспорт, научные кадры, к слову, для работы которых создавались условия, которым позавидуют почти все современные научные сотрудники.
Сотворен музей, любовно оборудованный и по-своему неповторимый, на маленькой площади качественные диорамы, отражающие жизнь водоема, болота, леса… чучела животных, птиц, рыб… неповторимые фотоматериалы, редчайшие находки и научные обозрения.
Центральная усадьба заповедника сотворена на базе, как это ни прискорбно, бывшей зоны, и как напоминание о данной катастрофической страничке нашей истории, экспонат музея – гнездо вороны, свитое птицей из обрезков колющейся проволоки.
Питомник для современного мамонта
Гордостью заповедника был в те годы единственный в мире глухариный питомник. Почти все пробовали разводить глухарей в неволе, но достигнуть адаптации птиц вне естественной сферы обитания, получить потомство удалось только сотрудникам заповедника.
Разработаны неповторимые способы содержания, кормления, получения потомства этих современников мамонта. Отработаны методы отлова, передержки птиц, инкубации и получения здоровых глухарят, что не удавалось и не удается больше никому, придуман глухариный инкубатор.
В. Нестеренко – длительное время управляющий заповедником, и орнитолог В. Германцев разгадали секрет искусственного воспроизводства редчайшей птицы. Представьте для себя, в вольере токует могучий петушок, на нерастаявшем еще снегу квохчут пестрые глухарки.
Грохот крыльев, и из соснового бора, примыкающего к вольерам, на мартовский наст опускается одичавший бородатый мошник, азартно чертя крыльями по снегу, бежит сразиться с конкурентом и, не обращая внимания на разделяющую петухов сетку, обе птицы отчаянно штурмуют друг дружку.
Недаром узнаваемый естествоиспытатель Джералд Даррелл избрал ДГЗ, и сначала из-за питомника глухарей, объектом путешествия и сотворения кинофильма.
Благодатный край для скопы
На втором месте по значимости, как мне кажется, было повышение численности скопы. Над аква широтами летит черно-белая хищница и вдруг камнем падает в воду, взмывая уже с увесистой рыбиной в когтях.
Искусственные гнездовья на вышках сделали эту редчайшую птицу так обыкновенной, что пребывание на воде не обходится без встречи со скопой. Но вернемся к глухарям.
По затопленному руслу Мологи, тарахтя уже тогда старенькым дизелем, пароходик, любовно прозванный «мошкой», швартуется у причала заповедника. Фото: Семина Миши
Хотя по статусу заповедника спортивная охота в буферной охранной зоне разрешена, но глухарь остается под внегласным запретом и, даже зная тока, никто не дозволит для себя там поохотиться, а если захочется добыть священный трофей, то с «поклоном» к соседям – двум охотничьим хозяйствам, граничащим с заповедником.
На далеких токовищах
Наиблежайшие тока «расписаны» по выданным заблаговременно путевкам, и весенняя охота на глухаря вероятна лишь на далеких токовищах, куда и в осеннюю пору по сухому мху за клюквой изредка кто доходит.
Три километра по лесной дороге, через заброшенную деревню, и мы с Алексеем у огромного мха, «бескрайнего» клюквенного болота. До рассвета еще далековато, да и путь не близкий, ну и дорога совершенно не асфальт. Проваливаясь на подтаявших наметах снега у закраины болота, выбираемся на чистую моховину, по компасу определяем направление.
За зиму пропали тропы сборщиков клюквы, ровненький покров мха да низкие схожие сосенки, еще мгла ночи, невзирая на три четверти луны, затрудняют путь к току, так что без компаса не обойтись.
Два километра по топкому вязкому мху, далее по жесткому берегу озера идти легче. Низковато пролетают гусиные своры, мелькающие силуэты больших птиц на фоне луны будоражат сердечко охотника, но на данный момент нужен глухарь, когда еще получится получить разрешение.
До тока остается не так много – километра полтора, но по бурелому и местами нерастаявшему снегу даются они с трудом. Вот уже совершенно рядом и токовище, крайние сотки метров идем тихо, останавливаясь, в надежде услышать песню глухаря.
Мошники
Порозовел восток. Неуж-то мы ошиблись либо ток разогнан – посещают печальные мысли в воцарившейся тиши. В конце концов незабвенное 1-ое щелканье слева, рядом откликается очередной петушок, и помчалось.
Сейчас справа, еще чуток далее, впереди токуют несколько петухов и, как ни удивительно, сзаду, откуда мы пришли, точит фактически без перерыва и, похоже, не один мошник.
Алексей машет рукою, демонстрируя, в какую сторону он пойдет, и прячется в мгле. Потихоньку и я начинаю скрадывать ближайшую птицу. Щелканье перебегает в точение, два-три стремительных шага и опять жду второго колена песни.
Глухарь токовал без перерыва, и подойти к нему не составило труда, а вот узреть неувязка, рядом разлапистая сосна и ель, токовика не видно, невзирая на то что мало посветлело. Звучное хлопанье крыльев, и в крону ели сваливается очередной глухарь. Даже не отсидевшись, он затекал, переходя на энергичное точение.
Шум осыпавшейся хвои, и один из петухов уже принципиально расхаживает по остаткам снега под деревьями, распустив хвост и подняв бородатую голову, вызывающе звучно и изредка щелкая. Вызов принят, и уже два моховика, оставив осторожность, кружат по проталине, яро токуя, периодически сшибаясь грудью вместе.
Птичьи страсти
Заквохтала глухарка, прибавляя азарта дерущимся. Тихо отступаю за ствол сосны и, стараясь не потревожить разыгравшихся птиц, решаю подступать к другому глухарю, уж весьма беззащитными выглядели эти два петушка, поддавшиеся вешней страсти, ну и на трофейный экземпляр они очевидно не тянули.
Сиплое, осиплое скирканье третьего петушка, также нередкие остановки щелканья без перехода на точение, указывали на приличный возраст и опыт, скрадываемого мною глухаря.
Уже довольно светло, и приходится проявлять завышенную осторожность, двигаясь не только лишь под точение, да и прикрываясь деревьями. Справа вдали выстрел Алексея, моховик пропускает пару песен, и напряжение спадает лишь когда щелканье перебегает в низкое скирканье. Вот он красавчик на толстом суку сосны, большой.
Переведя дух и дождавшись еще одного точения, по ясно видимой цели буквально по боку стреляю нулевкой. Выстрел, моховик замолчал, не изменив позы, неуж-то промах, ведь не наиболее 30 метров, собираюсь стрелять снова, но здесь глухарь камнем падает вниз, разбросав подтаявший крупитчатый снег.
С трудом удерживая в вытянутой руке священный трофей, любуюсь красотой и мощью лесного гиганта, в азарте охотничьей страсти запамятывая все трудности прошедшей охоты и пока не сожалея, что одним глухарем сделалось меньше.
Р.S. В 2004 году «мошка» утонула, поля зарастают, фермы закрыты, питомник глухарей ликвидирован, птицы выпущены в угодья.
